Однако разозлился не он, а Джеральдина.
— Калки, — решительно сказала она, — умеет делать все. — Она говорила так, словно была полностью уверена в своих словах.
Калки улыбнулся.
— И все же мне бы хотелось немного поучиться управлять реактивным самолетом. — Я была рада, что он взял за образец подражания не Моисея, Иисуса или какого-нибудь другого бога с плохим характером. Видимо, Вишну был достаточно добродушным создателем, несмотря на четыре руки.
— Давай полетаем, — сказал Калки. — Сразу после ленча.
Однако дело оказалось нелегким. Сначала пришлось связаться с аэропортом Катманду. На это ушел час. Потом понадобилось поднять по тревоге бригаду обслуживания, что можно было сделать только с разрешения местных властей. Поэтому мы смогли выехать только в пять часов.
Тем временем у ашрама собралось несколько тысяч индийских и непальских паломников. Они окружили осыпающуюся ступу, обвитую еще не распустившимся шиповником.
Мы с Лакшми стояли у окна и следили за тем, как Калки идет… нет, плывет к ступе. При его приближении паломники простерлись ниц. Они были охвачены экстазом, но вели себя достаточно тихо. Когда Калки взошел на ступу, толпа издала странный звук, напоминавший вздох.
Калки поднял руки и благословил их. Затем заговорил на хинди. Его голос казался обманчиво тихим. Некоторые из его почитателей плакали. Другие стонали. Третьи истерически смеялись. Многие в знак уважения прикасались к его ногам.
Я спросила Лакшми, о чем он говорит.
— Описывает конец века Кали. Рассказывает, как очиститься. Он прекрасно говорит на хинди. И, конечно, знает санскрит, изначальный язык богов.
— Я уверена, что он учил санскрит не в Тьюлейне.
Лакшми засмеялась.
— Бог может говорить на любом языке. Тем более бог, проживший в Непале восемь лет.
Наконец Калки снова благословил собравшихся и ушел.
— Он подождет тебя в машине. Что ты о нем думаешь? — Похоже, Лакшми искренне интересовало мое мнение о Калки.
— Ну… он очень привлекателен.
— О небо! И ты тоже очень привлекательна, — с чисто вейсианской печалью ответила Лакшми.
Но я была беспечальна (прошу прощения за неологизм).
— Ты действительно считаешь меня привлекательной? — Вопрос был дерзким, но сомневаюсь, что Лакшми правильно поняла его смысл. Она просто видела во мне еще одну хорошенькую женщину, которая имеет виды на ее мужа.
— Конечно, считаю. Знаешь, — добавила (нет, поделилась) она, — мы блюдем воздержание. Это часть очищения. — Она обняла меня, как сестра. Я вздрогнула от возбуждения. — Тебе предстоит сыграть свою роль в священной истории. — Лакшми целомудренно поцеловала меня в щеку. Я чуть не вскрикнула. — Наверняка.
— Какую роль?.
Но Лакшми только улыбнулась. От нее пахло жасмином.
Я присоединилась к Калки, сидевшему на заднем сиденье старого «Кадиллака». Поношенные шторы были задвинуты. Шофера отделяла от нас стеклянная перегородка. Когда мы проезжали через ворота, стражи отдали нам честь. Они казались еще более встревоженными, чем прежде. И я снова испытала странное чувство, что в Непале Калки был особой королевской крови и пленником одновременно.
Я спросила Калки, изучал ли он санскрит в школе.
— Нет. Но языки даются мне легко. Так и должно быть.
— Должно быть?
— Да. Для того, что я обязан сделать.
— Ты всегда был Вишну?
— Всегда.
— И всегда знал, кто ты?
Сквозь дырочку в шторе проник солнечный луч, и темно-синие глаза Калки внезапно вспыхнули.
— Нет, — сказал он. А потом усмехнулся. — Да.
— И да, и нет?
— Или — и нет, и да.
— Я не отношусь к числу твоих последователей.
— А я никого не веду.
— Но ведь ты же должен… чему-то учить.
— Я пришел не учить, но готовить, — незамедлительно последовало в ответ.
— Готовить к чему?
— К концу.
— И когда он наступит?
— Скоро.
— Как скоро?
— Когда я сяду на белого коня и возьму в руку меч. Ты веришь в меня?
Я не знала, что ответить. Конечно, я не верила ни одному его слову. И тем не менее улавливала исходившую от него слабую ауру. Она могла быть религиозной. Но я была уверена, что эта аура была исключительно — да, исключительно! — сексуальной. Поклонники святой Терезы из Авилы считают, что эти два чувства не так уж отличаются друг от друга.
— Ты требуешь слишком многого.
— Я должен.
— Мне бы хотелось узнать одну вещь. — От близости его тела у меня захватывало дух. — Зачем тебе все эти хлопоты, если ты собираешься уничтожить мир? Я хочу сказать: почему бы не покончить с ним одним махом? А потом начать все заново, или что там у тебя на уме… Иными словами, зачем молиться? Зачем устанавливать свои законы, если все равно все умрут? — От Калки пахло не то сандалом, не то чистой кожей блондина. Кожа у блондинов пахнет иначе, чем у нас, брюнетов.
Читать дальше