Даниэль Пайснер - В темноте

Каждую пятницу Соха приносил свечи для шаббата, а мама зажигала их и читала молитву перед ужином. Соха сказал, что наше стремление соблюдать ритуалы и традиции в таких условиях вызывает у него большое уважение. Он восхищался Берестыцким за то, что он взял талит и тфиллин даже в подземелье и не проводил ни дня без молитв. Он уважал нас за то, что мы постились на Йом-Кипур, а еврейский Новый год они с Вроблевским отпраздновали с нами, отведав праздничные блюда, приготовленные Вайнберговой. Соха сказал, что хочет отпраздновать с нами, чтобы понять, что такое – быть евреем, и мы видели, что для него наш праздник был столь же важен, как для нас.

Время от времени Соха приносил нам вещи, о которых мы даже не спрашивали. Он знал, что папа учит меня читать и писать, и принес мне азбуку. Книжка была про девочку Алу. На каждой страничке была сценка и короткая история, посвященная той или иной букве алфавита. На самой первой странице находилась картинка с девочкой и котом. Подпись гласила: «У Алы есть кот. Ala ma kota ».

Соха и сам радовался, что ему удалось достать для меня эту книжку. Он каждый день садился со мной и просил почитать ему вслух. Так он проверял, насколько я продвинулась в учебе за предыдущий день. Мы читали при свете карбидной лампы. Эти лампы сильно улучшали качество нашей подземной жизни. Лампа у нас была с самого начала, но пользовались мы ею очень экономно. Но потом Соха стал приносить карбид – такой белесый серый порошок. Использованный карбид мы сваливали на выходе из Дворца. Теперь, когда карбида у нас стало предостаточно, мы стали гасить лампу все реже – у нас появилось гораздо больше времени на чтение, учебу и другие дела. Конечно, мы по-прежнему проводили долгие часы без света, но теперь таких часов было уже поменьше.

Мы все лучше узнавали Соху и Вроблевского. До сих пор они забегали к нам ненадолго, и все разговоры касались только подземной жизни. Однако со временем мы стали общаться теснее. Мы узнали о его жене Ванде, которая до недавних пор никаких дел с евреями старалась не иметь. Он со смущением рассказал, что она выросла в семье антисемитов и все же много помогает ему. Поначалу она делала это весьма неохотно, но потом поняла, насколько он сблизился с нами, и стала помогать все больше. К примеру, именно она покупала нам продукты и другие необходимые вещи – понемногу и в разных магазинах, чтобы не привлекать к себе внимания. Кроме того, Ванда стирала и кипятила наши вещи, чтобы уничтожить вшей, а потом гладила и аккуратно складывала их.

Ванда нередко жаловалась, что Соха тратит на нас слишком много сил и времени.

– Отправляйся к своим евреям! Idz do twoich zydow! – говорила она ему во время размолвок.

Иногда она грозила донести на нас в СС или гестапо, и тогда Сохе приходилось прибегать к ответным угрозам. Он говорил ей, что ее в этом случае точно расстреляют, а он уйдет под землю. Угрозы свои он подкреплял и поступками. Однажды он проиллюстрировал смысл своих слов, приставив к ее голове пистолет.

– Вот что ждет тебя, если ты о них расскажешь, – сказал он.

Он любил свою жену и не желал ей зла – просто хотел продемонстрировать ей, что немцы обязательно накажут ее за пособничество в сокрытии евреев.

Эту историю он рассказал нам сам. Он был очень удручен этим инцидентом. Он прекрасно понимал, в каком неприглядном свете выставляет свою жену и себя… Как думал мой отец, он просто хотел дать нам понять, какому риску подвергает себя и свою семью, взявшись помогать нам.

Соха рассказал, что у него есть дочь Стефця. В то время ей было лет 10, и, мне кажется, именно благодаря любви к ней Соха так привязался к нашей маме и нам, детям. Он проводил со мной и Павлом так много времени, потому что мы напоминали ему о дочери, потому что он представлял, каково было бы ей проходить через такие мучения. За нас у него болело сердце, потому что оно точно так же болело бы за нее. Именно поэтому он делился с нами бутербродами, дважды в день спускался в канализацию, приносил лекарства и особенно заботился о нас. Однажды зимой, сразу после первого снега, Соха принес мне снежок. Это был идеально слепленный снежок. Совершенно круглый и абсолютно гладкий. Точно такой же снежок он принес и Павлу, и мы играли с ними, пока они не растаяли. Соха понимал, как тяжело ребенку пропускать первый снегопад. Он знал, какую радость нам принесет этот маленький подарок. А знал он все это, потому что понимал, какое значение эти вещи имели бы для его дочери.