Эдвард Резерфорд - Лондон

Ее причиной, насколько понял ныне западный мир, была нехватка одной-единственной сельскохозяйственной культуры. Ирландцы, многочисленные и жившие довольно плотно на не самых плохих угодьях Европы, бо́льшая часть которых принадлежала отсутствовавшим английским лендлордам, кормились весьма питательным американским корнеплодом – картофелем. Когда после нескольких удачных лет случился неурожай, ирландцы столкнулись с внезапной и ужасной катастрофой. А когда все меры оказались тщетными, перед ними встал суровый выбор: эмигрировать или умереть. И вот начался великий и страшный исход, от которого Ирландии было не оправиться больше полутора веков. Люди потянулись в порты Америки, Австралии, Англии. И в Лондон, конечно. Крупнейшая в Лондоне община обосновалась в Уайтчепеле ради работы в соседних доках. Незваная гостья Папаши как раз шла с улицы, преимущественно населенной ирландцами.

Папаша любил собирать семью. Белая борода и румяное старческое лицо делали его похожим на благодушного монарха. В любую погоду, даже летом, он надевал добротный сюртук и шелковый белый галстук с жемчужной булавкой, а туфли сверкали так, что слепило глаза. Его георгианским особняком в Блэкхите безукоризненно управлял дворецкий со штатом из восьми слуг. Говорили, что доход Папаши составлял десять тысяч фунтов в год. Кроткий и любезный со всеми зятьями, он просил от людей одного – пунктуальности. В противном случае он обдавал опоздавших холодом. Но только дурак не уважил бы тестя с ежегодным десятитысячным доходом.

В пять часов, когда всех внуков позабирали у нянек, дворецкий пригласил собравшихся к столу. Старомодный Папаша предпочитал обедать рано. Однако все было выдержано в современном духе. Джентльмены ввели дам в большую столовую. Папаша прочел молитву, и все расселись так, что леди чередовались с джентльменами. Огромный стол, застеленный белой камчатной скатертью, был благороднее некуда. В центре стояла большая, богато украшенная серебряная ваза – предмет, похожий на массивный подсвечник на пять свечей, но вместо последних на рожках сидели чаши с фруктами. По новейшей моде каждому гостю полагался набор бокалов, а также увесистых и затейливых ножей и вилок – серебряных для рыбы и фруктов. На первое подали суп: жюльен с овощами и вермишелью. Далее рыбу: отварного лосося, камбалу à la Normande, форель, кефаль и тефтели из лобстера. Лосось доставили поездом из Шотландии.

Папаша, будучи вдовцом, обычно просил кого-нибудь из дочерей быть за хозяйку и занять место на противоположном конце стола; сегодня выбор пал на Мэри Энн. Таким образом, справа от нее оказался пожилой джентльмен, а слева – юноша, приведенный Барникелем. За супом она учтиво беседовала с первым, и только когда подали рыбу, переключила внимание на молодого Мередита.

Мэри Энн находилась в приподнятом настроении, вообще не помня лучшего в жизни дня. Она продолжала ликовать по поводу полета. Утаить приключение от Папаши не удалось бы никому. И действительно, старик, опираясь на трость из черного дерева, уже шел к ним с Эдвардом через вересковую пустошь, желая немедленно осмотреть воздушный шар. Он крайне удивился при виде их и удостоил Эдварда довольно старомодного взгляда, но к прибытию остальных уже счел случившееся забавным.

– Рад, что все собрались, – объявил он, – и особенно рад, что «заглянули» Эдвард и Мэри Энн.

– Он все тебе с рук спускает, Мэри Энн, – вздохнула Гарриет.

До обеда она была слишком занята сестрами и их детьми, чтобы присматриваться к молодому человеку, хотя нашла его симпатичным. Мэри Энн поняла, что старше его всего на два-три года, но их слишком многое разделяло – молодую жену и юнца, пускай и красавца, только закончившего учебу. Она заметила, что под рыбу он выпил второй стакан белого вина, и стала гадать, как бы поаккуратнее, не обижая, внушить ему не пить лишнего.

Мэри Энн нашла его очень милым – держался тихо и вежливо, но ничуть не робел. Она обратила внимание на то, как загорались его глаза, когда речь заходила о предмете ему интересном, и быстро осознала его утонченную чистоту, которой недоставало другим гостям. Она расспросила его об учебе и увлечениях. И он признал себя хорошим спортсменом и расхвалил прелести охоты. Но при допросе чуть более пристрастном скромно, но не смущаясь сказал, что любит поэзию и живо интересуется историей.

– Но, мистер Мередит, почему бы вам в таком случае не поступить в университет?

– Мой отец против. И правду сказать, мне отчаянно хочется повидать мир… – улыбнулся он.