Джон Вэйллант - Тигр. История мести и спасения

Иван Дункай был своего рода Дерсу Узала наших дней — последним связующим звеном с тем временем, когда жители этих мест еще почитали тигра как истинного властелина леса. Дункай умер в 2006 году. Это был похожий на эльфа человек с искрящимися глазами, источавший мягкость и мудрость, несвойственные нашему веку. В Бикинской долине его, талантливого охотника старой закалки, многие знали и уважали. У него было прозвище «В мире животных». Для Ивана Дункая тайга была источником всего, и тигр занимал в ней почетное место. В 2004-м, когда Дункаю исполнилось семьдесят пять лет, он дал интервью британскому режиссеру-документалисту Саше Сноу: «Тигр — зверь хитрый, но незлой. Ты знаешь, что он рядом, а видеть его не можешь. Он прячется так, что кажется невидимым, как божество. Русские говорят: на бога надейся, а сам не плошай. Мы [нанайцы] надеемся только на самих себя, но тигру молимся — чтоб помог. Мы поклоняемся его силе».

Дункай был старшим охотником в Красном Яре, и под его надзором находилась довольно обширная охотничья зона в районе Панчелаза. Название сохранилось со времен китайской оккупации и относится к территории богатейших охотничьих угодий площадью около 250 км 2. Панчелаза ограничена тремя реками — Амбой на востоке, Тахало на западе и Бикином на юге. По словам удэгейского ученого Александра Кончуги, одного из двух авторов книг на удэгейском языке, названия этих рек соответственно переводятся как Демон, Огонь и Радость. Первые две являются притоками последней. Задолго до того, как Марков приехал сюда, этот прекрасный и опасный заповедный край считался, как видно из топонимики, своего рода рубежом империи, границей между адом и раем. Понятие «амба» — так Дерсу называл тигра — относится в равной мере как к животному, так и к злому духу, демону; и не только потому, что тигр может быть дьявольски опасен.

Мир сверхъестественного у нанайцев, удэгейцев и их северных соседей орочей имеет иерархическую структуру, как и в большинстве культур, и амба занимает в нем один из низших, наиболее близких к земле, уровней. Человеку, которому не посчастливилось привлечь внимание амбы, он явится лично — чаще всего в образе тигра. Эти двое — демон и зверь — так долго были неразрывно связаны в сознании, что и по сей день в Приморье многие называют тигра амбой, даже не подозревая, что еще означает это слово [58]. По ряду причин, из которых не последней является девственность этих мест, территории, окружающие Панчелазу, необыкновенно густо населены тиграми. Именно в этом окруженном водой анклаве, чуть к западу от реки Амбы, Марков и поставил свою охотничью бытовку с благословения Ивана Дункая.

В то время хижина самого Дункая находилась в восьми километрах к юго-востоку, на болотах у слияния Амбы и Бикина. После смерти своей второй жены Дункай уехал из Красного Яра и практически растворился в тайге, так же, как Дерсу после того, как его семья умерла от оспы. Поскольку территория, на которой он охотился, была куда больше, чем нужно одному человеку, Дункай соседствовал на ней со своими сыновьями. Один из них, Михаил, поставил свою хижину прямо на берегу Амбы, к северо-востоку от Маркова. Ни Михаил, ни его брат Василий, охотившиеся в восточной части Панчелазы, нисколько не возражали против присутствия Маркова на территории их отца. Они понимали, что Марков — всего лишь очередной таежник, пытающийся как-то выжить. Он казался им нормальным — обычный парень, ничего особенного.

Как именно Дункай и Марков пришли к этому соглашению и прозвучало ли в тот момент что-то кроме просьбы и ответного кивка в знак согласия, неизвестно никому, кроме них самих. Оба были приятными людьми, легкими в общении, оба знали и любили тайгу и делали одно дело. Они подружились, и, когда Марков только начинал исследовать Панчелазу, Дункай позволял ему неделями жить в своей хижине. Их дружба была довольно близкой, но основанной на бытовых мелочах: если одному нужно было выпить чашку чая, одолжиться чем-то необходимым или остаться переночевать, второй с готовностью предлагал свои услуги. Как это обычно бывает в лесу, их встречи были редкими и спонтанными; никто заранее не предупреждал о визите и не ждал приглашения, да и возможностей для этого не было. Для Ивана Дункая Марков был такой же неотъемлемой частью леса, как тигры; порой он натыкался на него, чаще на его следы, которые говорили ему о многом. «Тайгу можно читать, как книгу, — объяснял Дункай. — Вот веточка пригнулась — почему? Какой зверь здесь проходил? Если ветка сломанная, значит, тут был человек. Интересно! Если зверь перестает обращать на тебя внимание, скорее всего, он увидел другого зверя. Значит, надо выяснить, что его заинтересовало. Так меня учили, и так я учу собственных сыновей».