Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

— Пожалуйста, — подсказала она, отодвигая пакет.

— Пожалуйста, — повторил я, протягивая к нему руку.

— Это тебе прислала миссис Карузерс, — продолжала она. — Мы не разворачивали, и нам всем хочется узнать, что в нем.

— Как, она сама его принесла? — спросил я, положив пакет к себе на колени. — Она входила в дом?

— Она подъехала к воротам, передала его Мэри и сказала, что это для ее маленького больного братца.

Я дернул веревочку, пытаясь ее разорвать. Как и отец, я всегда строил недовольные гримасы, когда должен был задать работу пальцам. Отец всегда гримасничал, открывая перочинный нож. «Это по наследству от матери», — говорил он.

— Господи, что это за рожу ты скорчил? — воскликнула мать. — Ну-ка давай сюда. Я сейчас разрежу. Нет ли у тебя в тумбочке ножа?

— Возьмите в моей, — сказал смотревший на нас Энгус. — Где-то с краю, вот в этом ящике.

Мать нашла нож и разрезала веревочку. Я развернул бумагу, на которой красовалась внушительная надпись: «Господину Алану Маршаллу» — и с волнением стал рассматривать крышку плоского ящика, украшенную изображением ветряных мельниц, тачек, фургонов, сделанных из просверленных металлических полосок. Я приподнял крышку и увидел металлические квадратики и рядом с ними в маленьких отделениях винтики, отвертки, колесики и гаечные ключи. Мне не верилось, что все это — мое.

Подарок произвел на меня огромное впечатление, но то, что его прислала мне миссис Карузерс, казалось просто невероятным.

Можно было почти без преувеличения сказать, что поселок Туралла — это миссис Карузерс. Она построила в нем пресвитерианскую церковь, воскресную школу и добавила флигели к дому священника. Она жертвовала деньги на ежегодные школьные премии. Все фермеры были у нее в долгу. Она была председателем «Отряда надежды», «Библейского общества» и «Лиги австралийских женщин». Ей принадлежали гора Туралла, озеро Туралла и лучшие земли вдоль реки Тураллы. У нее была особая мягкая скамья в церкви и особый молитвенник в кожаном переплете.

Миссис Карузерс знала все церковные гимны и пела их, возводя глаза к небу. Но гимны «Ближе, господь, к тебе» и «Веди нас, ясный светоч» она пела альтом, прижимая подбородок к шее, и тогда казалась хмурой и строгой потому, что ей приходилось брать очень низкие ноты.

Когда священник называл эти гимны, отец обычно бормотал, уставившись в молитвенник: «Ну, сейчас заведет!» — но матери такие реплики не нравились.

— У нее очень хороший голос, — сказала она как-то отцу за воскресным обедом.

— Голос хороший, — сказал отец. — Это я за ней признаю, да только она всегда тащится в хвосте, а у финиша обходит всех нас на полкорпуса. Того и гляди, она себя загонит.

Мистер Карузерс давно умер. При жизни он, как нам говорил отец, всегда против чего-нибудь протестовал. Протестуя, он поднимал пухлую руку и откашливался. Он протестовал против коров, которые паслись у дороги, и против падения нравов. Кроме того, он протестовал против моего отца.

В 1837 году отец мистера Карузерса, представитель какой-то английской компании, прибыл в Мельбурн, а оттуда с караваном повозок, запряженных волами и нагруженных припасами, направился на запад. Говорили, что в сотне с небольшим миль от города, в богатом лесами краю, поселенцев дожидаются прекрасные вулканические земли. Правда, в этих местах туземцы относились к белым враждебно, и, учитывая это, участники экспедиции прихватили с собой ружья.

В дальнейшем мистер Карузерс стал владельцем сотен квадратных миль хорошей земли, которая теперь была разделена на десятки ферм, и арендная плата с них приносила немалый доход. Большой дом сине-серого камня, который мистер Карузерс построил в поместье, перешел по наследству к его сыну, а когда тот умер, стал собственностью миссис Карузерс.

Этот огромный дом был окружен парком, занимавшим тридцать акров. Парк был разбит в английском стиле — с чинными дорожками для прогулок и церемонными цветниками, находившимися под неустанным присмотром садовника.

В тени вязов и дубов, под кустами, вывезенными из Англии, многочисленные фазаны, павлины и пестрые китайские утки что-то клевали и рылись в прошлогодней листве. Среди этих пернатых прогуливался мужчина в гетрах и с ружьем в руках; иногда раздавались выстрелы: это он стрелял в белых и розовых попугаев, прилетавших полакомиться плодами во фруктовом саду.

Весной английские подснежники и нарциссы расцветали среди темной зелени австралийского папоротника, а садовники катили нагруженные доверху тачки между европейскими флоксами и мальвами. Своими острыми лопатками они ударяли по пучкам травы и по ворохам веток и листьев, лежащим у подножия немногих сохранившихся эвкалиптов, подсекая корни уцелевших диких австралийских цветов; те вздрагивали и падали, и их увозили в тачках, чтобы затем сжечь.