Арман Лану - Пчелиный пастырь

— До Испании рукой подать, — сказал немец.

Взъерошенный пес Рыжик, у которого шерсть была какого-то странного цвета, подбежал к ним, обнюхал сапоги немца и шевельнул хвостом.

В большом зале Капатас во власти одной из своих маниакальных идей произнес монолог о пчелах-самцах, о трутнях, которых он сравнивал с толстыми каталонцами, насквозь пропитанными оливковым маслом, с торгашами из Барселоны.

— Господин офицер, мир людей в давние-давние времена шел тем самым путем, каким сегодня идет мир пчел. Самцов у людей помещали в загон, эксплуатировали, использовали, а потом убивали. Я верно говорю: у-би-ва-ли! Но они-то — мужчины-самцы, — они-то работали. И вот однажды один из них закричал: «Да здравствует Отец-Солнце!» И добавил: «Долой Луну!» И все закричали: «Долой Луну!» Когда Великие Матери услышали этот ужасный крик, они поняли, что для них все кончено.

В окне появился фельдфебель Келлер и показал на часы у себя на руке. Линдауэр отпустил его движением ладони.

— Пчелы не знают, зачем нужны трутни. Вот почему они их убивают. Такими же были и Великие Матери. В былые времена. Давным-давно. Вот видите, господин профессор, и вы, Лонги, ведь вы люди образованные, а есть вещи, которых вы все-таки не знаете, и не знаете вы того, о чем пчелы говорят мне каждый день: «Царство самцов кончилось». Скоро вновь придут к власти Великие Матери. Они крикнут: «Да здравствует Луна!» — и Адамово солнце погаснет.

Решительно Валлеспир кишмя кишел пророками.

— О нашей войне с миллионами убитых никто и не вспомнит, словно это сущий пустяк. Нам будет хуже, чем при их прежнем владычестве, потому что теперь-то они знают, зачем мы нужны. И они это отвергнут…

Мамаша Кальсин, должно быть привыкшая к речам такого рода, шаркая шлепанцами, принесла красивые блюда из пробкового дуба, на которых высились горы перца, помидоров и зеленого лука.

Но Капатас продолжал свой Апокалипсис. Прошло время. Павшие Великие Матери воскресли в Изиде и в Деве Марии. А потом в бесчисленных сборщицах лекарственных трав, гадалках, колдуньях. Вот почему церковники их сжигали. Но это было бесполезно. Может быть, Матери все еще здесь, и их власть кое в чем сохранилась, в этих служанках, которые ткали полотно жизни, в овощах мамаши Кальсин и в чане, который она приносила?

— Чьи же мы пчелы, господин капитан?

— Господин Эспарра, вы только что произнесли те же самые слова, которые пять лет назад в Брюнвинкеле произнес фон Фриш.

— Если господин фон Фриш так сказал, значит, он был гений.

Капатас произнес это совершенно серьезно. И так же серьезно, медленно поправил его гауптман:

— И сейчас.

— И сейчас?

— Он и сейчас гений. Мой учитель жив. Ему пятьдесят восемь лет.

— Да хранит его бог! Ничего, что он немец.

— Он австриец.

— А, вот оно что! У вас в Германии много австрийцев.

Солнце еще не зашло. Немец, казалось, и не помышлял об отъезде.

— Мне хотелось бы запомнить кое-что из того, что вы рассказали, — наморщив лоб, продолжал разговор Капатас. — Меня интересует этот фильм. О пчелином танце. Я читал про это в «Газете пчеловода». Я наблюдал за моими ульями. Ну, конечно, пчелы, когда возвращаются, кружатся, у них свой цирк, но ничего такого я не видел. Я вам верю, но не понимаю.

— Это Bienensprache, господин Эспарра, то есть язык пчел… Году в двадцатом фон Фриш заметил, что именно благодаря этому танцу разведчиц, известному всем пчеловодам, пчелы разговаривают друг с другом. Разумеется, словаря их языка не существует. Но как знать? Может быть, благодаря увеличенным кадрам и замедленной съемке поймут и его. Представьте себе какое-нибудь существо с другой планеты, — которое разговаривает с себе подобными на немом языке без азбуки. Пусть оно вступит с ними в контакт. Ему потребуется некоторое время для того, чтобы понять, что знаки, которые мы рисуем на бумаге, могут иметь эквивалент в звуках, которые исходят из наших уст! Должно быть, мы находимся в таком же положении по отношению к насекомым! Но одно уже доказано, а именно: танцы разведчиц задают собирательницам меда точное направление и точный маршрут, который надо пройти.

— А как можно в этом удостовериться?

— Пчел метили.

— Ага, вроде как голубей!

— Вот-вот. Их хоровод показывает, далеко цель или близко. И указателем служит трепетание тельца. Ритм определяет расстояние. Чем медленнее, чем длиннее танец, тем дальше цель. И еще — звук. Господин Эспарра, было уже известно о существовании гонцов, правительниц, уборщиц, придворных дам Царицы и воительниц. Знали мы также, что они по очереди выполняли эти обязанности в зависимости от возраста. Существовали и танцовщицы, но об этом не знали. В мире необходимости эстетики не существует. Или же в таком случае эстетика — это и есть абсолютная необходимость. Фон Фриш заснял танец на пленку. Он получил повторение геометрических фигур: кругов, треугольников, ромбов, трапеций. И подумать только, что находятся идиоты, которые говорят: «В природе геометрии не существует!» Одним словом, танцы всегда были одни и те же, разница была лишь в темпе, в ритме и в силе звучания. Я, пожалуй, сравнил бы их с вашим национальным танцем. Ведь вы — нация. А ваш танец — сардана.