Эрве Базен - Анатомия одного развода

– Не стойте в проходе! – буркнул какой-то важный судейский тип с розеткой ордена Почетного легиона. – Я собирался сделать то же самое, – сказал Лере. – Моя клиентка жалуется, что твой кузен использует встречи детьми, чтобы их против нее настраивать!

Гранса стащил мантию через голову и повесил на крюк.

– Если говорить серьезно, – сказал он, прилаживая волосы, – Луи, конечно, виноват, но Алина – потрясающая дуреха. Алименты выплачиваются скрупулезнейшим образом, хотя Агата постоянно уклоняется от встреч с отцом, да и Леон приходит нерегулярно.

– Ну что ж! – заметил Лере. – Ведь они уже взрослые люди, их трудно к чему-либо принудить. Впрочем, надо тебе сказать, младшие поступают как раз наоборот: Они совершают набеги в Ножан в те дни, когда не имеют права там быть.

Увлекая за собой коллегу, Гранса вышел и начал быстро подниматься на галерею.

– Три заказных письма отправлено матери и десять заявлений в комиссариат, в которых указывается на то, что не все дети ходят к отцу! – сказал он. – Пора рассмотреть требования и, если необходимо, подать жалобу. Я понимаю, Алина в ярости: она должна покинуть дом, к тому же она видит, что, как только Луи от нее избавился, его дела сразу наладились. Но разве это основание для всех этих булавочных уколов...

– Тут все обоюдно – заметил Лере. Гранса раздраженно щелкнул языком: к чему пререкаться – ведь здесь же нет клиентов.

– Брань, вранье, проклятия по адресу отца, – продолжал Гранса, – вот что детям ежедневно приходится выслушивать. Нужна какая-то бумажка? Алина отказывается ее подписать. Приходит почта для Луи? Алина ее тут же сжигает. Приходит клиент? Она отвечает, что понятия не имеет, где проживает Луи. Я уж не говорю о жалком, крохотном наследстве, оставленном недавно скоропостижно скончавшейся тетей Ирмой: Алина кинулась на него, как...

– Но ведь доходы детей, находящихся под опекой, принадлежат тому из родителей, которому поручено их воспитание, даже если сам родитель из другой семьи, – замечает Лере.

Он толкает одну из стеклянных дверей, выходящих на главную лестницу, и говорит уже более спокойно.

– Конечно, – соглашается он, – эта дама надоедлива до крайности. Они словно сговорились, мои клиентки У меня есть одна мамаша – она научила своего мальчишку ломать мебель у отца, платит малышу по двадцать франков за каждое поломанное кресло. Для многих женщин такие выходки – своего рода условный рефлекс: если нет любви, не должно быть и родственных чувств. Половина детей, воспитание которых поручено матерям, растут в ненависти к отцу...

Спустившись с лестницы, Лере остановился под большим канделябром и подтянул шнурки на ботинках; со всех сторон доносился стук каблуков: из Дворца правосудия расходились посетители.

– Что же мы предпримем? – спросил Гранса.

– Попробуй припугнуть ее, – ответил Лере.

Во время шумной школьной перемены сочинение переходило из рук в руки.

Мадам Виансон не решилась аттестовать его или хотя бы поставить красными чернилами вопросительный знак и с какой-то робкой гордостью отдала классной наставнице. Черт побери! – прошептала эта дородная дама, более известная в лицее под кличкой Булочка. Не выпуская из правой руки неизменный бутерброд, а из левой тетрадку с сочинением, она долго всматривалась в то единственное слово, которое там было начертано, как бы пытаясь расшифровать тайный текст, нанесенный симпатическими чернилами на белую бумагу. А похожий на веретено мсье Дотон, казавшийся еще более долговязым из-за чересчур узких брюк, захватил тетрадь и громким голосом прочел:

– Ги Давермель. Шестой класс "Б". Сочинение на тему: «Кого вам больше всего хочется видеть, когда вы приходите домой?» – Учитель умолкает, хмурит брови и обращается к окружающим:

– "Никого!" Это он написал: «Никого!»?

Четыре головы значительно кивают в ответ, и мсье Дотон наконец произносит:

– Кратко, но страшно.

– Зато смело, – добавляет мадам Виансон. – Другие развели тут патоку, и если это правда – тем лучше для них. Все, даже маленький Гарнье, который нередко является в лицей избитым.

Директриса, мадам Равер, не любит вмешиваться сразу, но тут и она вступает в разговор, рассматривая странное сочинение через нижнюю половину своих бифокальных очков.

– Не хотела бы я быть его матерью! – говорит она и передает тетрадь занимающейся социальными проблемами мадемуазель Равиг, особе, весьма квалифицированной в этих делах.