Сью Таунсенд - Мы с королевой

Но до этого Уоррен Дикон с младшим братишкой Хуссейном успели утащить из фургона остатки поклажи. Полотна Гейнсборо, Констебля и несколько картин разных художников на темы охоты были проданы хозяину местной пивнушки «Юрий Гагарин» по фунту за штуку. Хозяин как раз заново отделывал курительную — «под старину». Картины будут прекрасно смотреться рядом с жаровнями и рогами изобилия, из которых торчат букетики сушеных цветов.

Позже, утешая мать, королева сказала:

— У меня есть очень неплохой Рембрандт; я готова отдать его тебе. Над камином он будет очень хорош; принести, мама?

— Не уходи, Лилибет. Не покидай меня; я еще никогда не оставалась одна.

И королева-мать крепко сжала руку своей старшей дочери.

Давно уже наступила ночь. Королева устала, она мечтала забыться сном. Целая вечность ушла на то, чтобы раздеть мать и уложить в постель, а сколько еще несделано! Надо позвонить в полицию, успокоить Диану, дома приготовить что-нибудь поесть — для них с Филипом. Ей страшно хотелось повидаться с Анной. Вот уж кто истинная опора.

Сквозь стену доносился бессмысленный, записанный на пленку смех из какой-то телепередачи. Может, соседка побудет с матерью, а сама она пойдет поспит? Королева тихонько высвободила руку из материнской ладони и, сославшись на то, что надо положить Сьюзан в кухне ее собачьей еды, неслышно выскользнула из домика; подойдя к соседской двери, она нажала кнопку звонка.

Дверь открыла Филомина — в пальто, шляпе, шарфе и перчатках.

— Ах, вы как раз собрались уходить? — сказала королева.

— Нет, я только пришла, — солгала потрясенная Филомина, увидев на пороге королеву Англии и британского Содружества.

Королева объяснила свое почти безвыходное положение, особо подчеркнув преклонный возраст матери.

— Ладно, милая, я твоей беде помогу. Я же видела, как сына твоего забрали в полицию, сраму на всю семью не оберешься.

Королева пристыженно пролепетала слова благодарности и пошла сказать матери, что ее не оставят на ночь одну: рядом, в гостиной у камина, будет сидеть бывшая больничная уборщица миссис Филомина Туссен, трезвенница и набожная прихожанка епископальной церкви. Но соседка поставила четыре условия: пока она находится в доме, здесь не должно быть ни кутежей, ни азартных игр, ни наркотиков, ни богохульства. Королева-мать условия приняла, и старухи были представлены друг другу.

— Мы уже встречались, на Ямайке, — объявила Филомина. — Я еще была в красном платье и махала флажочком.

Не зная, что сказать на это, королева-мать спросила:

— Так, так, в каком же это могло быть году?

Филомина стала рыться в памяти. Стоявшие на трюмо часы севрского фарфора своим тиканьем словно подчеркивали, как бесконечно далеко то время и тот край, куда обе старухи пытались перебросить мостик.

— Тысяча девятьсот двадцать седьмой? — спросила королева-мать, смутно припоминая поездку в Вест-Индию.

— Помнишь меня, стало быть? — Филомина была довольна. — А муж-то твой, как его звали?

— Георг.

— Вот-вот, Георг, он самый. Оченно я жалела, когда его Господь прибрал.

— Да, я тоже, — призналась королева-мать. — Я тогда даже обижалась на Бога.

— А я, когда Господь моего мужа прибрал, я и в церковь ходить не стала, — в свою очередь призналась Филомина. — Мужик-то мой бивал меня и денежки мои пропивал, а я об нем все одно тосковала. А тебя твой Георг не колотил?

Нет, сказала королева-мать, Георг ее никогда не бил; ему самому ребенком порой доставалось, и он ненавидел всякое насилие. Он был милый, мягкий человек; и ему не доставляло большого удовольствия править империей.

— Ясно, — сказала Филомина, — потому Господь его и прибрал: хотел дать ему отдохнуть от мирских забот.

Откинувшись на подушки тонкого полотна, королева-мать прикрыла глаза; Филомина сняла с себя перчатки, шапку и пальто, размотала шарф и уселась в великолепное золоченое кресло перед камином, наслаждаясь бесплатным теплом.

Чарльзу разрешили разок позвонить. Диана красила эмульсионной краской стены в кухне, когда затрещал телефон.

— Миссис Тек? — произнес придушенный голос. — Звонят из полицейского участка на Тюльпанной улице. Ваш муж на проводе.

— Послушай, — услышала она голос Чарльза. — Мне страшно жаль, что все так вышло.

— Чарльз, я просто поверить не могла, когда зашел Уилф Тоби и сказал, что ты подрался на улице. Я как раз красила ванную. Между прочим, цвет морской волны с прозеленью смотрится изумительно , и я хочу попробовать подыскать того же оттенка занавеску для душа. Понимаешь, у меня в это время был включен приемник, и я все прозевала. Как тебя арестовывали, как бросали в «черный ворон»; зато я позволила мальчикам лечь попозже, чтобы они могли досмотреть все до конца. Ах да, заходил этот парнишка, Уоррен, принес видео. Я заплатила ему пятьдесят фунтов.