Сначала обстановка складывается неблагоприятно для Говарда, но затем Люис Эллиот и его сторонники бросают на стол неожиданный для своих оппонентов козырь. Они устами Фрэнсиса Гетлифа высказывают перед судом возникшее уже давно у каждого из них подозрение, что фотография, пропавшая из тетради Пелэрета, была вырвана оттуда Найтингэйлом, который первым просматривал эти материалы в колледже. Это подозрение высказывается лишь в виде намека, но его уже достаточно, чтобы заставить старейшин решить вопрос в пользу Говарда, — они понимают, что в противном случае возможны огласка и расследование, могущие закончиться неприятными разоблачениями. Перед лицом этой угрозы репутации университета суд старейшин восстанавливает Говарда в правах, снимая тяготевшее над ним обвинение, но обусловливает его пребывание в числе преподавателей положенным ему сроком, истекающим через несколько месяцев, давая ясно понять, что срок этот не будет возобновлен. Представители того общества, которое Говард решительно осуждает и глубоко презирает, вынужденные отказаться от обвинений в его адрес, все-таки находят способ исторгнуть этого нежелательного для них человека из своей среды.
На первый взгляд читателю покажется, что Дональд Говард изображен автором с явной неприязнью, написан как бы одной черной краской. Конечно, Сноу далек от коммунистических взглядов, и политические воззрения Говарда не могут возбуждать в нем симпатий. Однако если мы примем во внимание ту призму, через которую показан в романе Говард, и тщательно присмотримся к его поведению, то этот образ предстанет перед нами в несколько ином свете.
Призмой, сквозь которую читатель все время смотрит на Говарда, является Люис Эллиот. Он рассказывает нам обо всех обстоятельствах злополучного «дела», он описывает поведение Говарда, высказывает свое мнение о нем и его поступках, передает суждения своих друзей и врагов об этом человеке. И для того чтобы учесть «коэффициент преломления» этой призмы, надо знать, что представляет собой Люис Эллиот.
Человек, сформировавшийся в этой самой консервативной университетской среде, связанный с ней крепко-накрепко и своей биографией, и родственными и дружескими отношениями, ныне преуспевающий государственный чиновник, — Люис Эллиот плоть от плоти и кость от кости добропорядочного, респектабельного английского общества своего времени. Он, конечно, «левее» таких закоренелых консерваторов, как реакционер с головы до пят Г.-С. Кларк или Найтингэйл, он способен усмехнуться по поводу аристократизма Скэффингтона и с легкой иронией думать о предвыборных интригах своего брата Мартина, он не прочь покрасоваться иной раз своим либерализмом, но либерализм этот самый умеренный и осторожный. И Кларк, и Найтингэйл, и Браун, при том, что Люис Эллиот по-разному относится к каждому из них, — это все же люди его круга, и он, несмотря на разногласия по тем или иным вопросам, всегда найдет с ними общий язык. Говард же глубоко чужд ему и стоит от него гораздо дальше, чем тот же Кларк. И совершенно естественно, что Люис Эллиот не в состоянии оценить Говарда беспристрастно и по-своему толкует его характер и его поступки. «Коэффициент преломления» оказывается довольно значительным, и образ Говарда предстает перед нами явно искаженным этой «призмой».
Но давайте проследим объективный смысл поступков Говарда, и многое в этом образе озарится иным светом. Когда ему предъявляют обвинение в подлоге, он не сразу сообщает, что пресловутая фотография была сделана Пелэретом, — он явно не хочет без достаточной уверенности чернить покойного (хотя и не очень любил его) и, лишь окончательно убедившись, что Пелэрет совершил подлог, говорит об этом суду старейшин, хотя и знает, что, не имея прямых доказательств, неизбежно восстановит против себя судей этим заявлением.
Говард знает, что правда за ним, и он не хочет изощряться в поисках доказательств — он просто рассказывает, как было дело, принципиально не желая взвешивать, повредит или поможет ему в глазах судей этот рассказ. Он скрупулезно правдив и не хочет ни на йоту отступить от правды, отказываясь во имя этой правды от выгодного для него ответа на вопрос судей, не желая делать никаких предположений, как бы благоприятно ни отразились они на его судьбе. И рядом с этой неподкупной честностью Говарда весьма красноречиво, даже комично звучит жалоба адвокатски гибкого Люиса Эллиота о том, что «на всем свете не найти свидетеля хуже Говарда». Изощренный в хитросплетениях буржуазной юстиции, знающий, что, даже не прибегая к заведомой лжи, можно осветить правду разным светом и повернуть ее выгодной для себя стороной, — Люис Эллиот не может понять «нелепой» прямолинейности Говарда.
Читать дальше