Чарльз Сноу - Дело

— В одном я тебе уступаю, — сказал я, — двуличным его не назовешь. Только от этого не легче, поскольку и одно-то лицо у него просто на редкость неприятно.

Когда, прощаясь с вами, Лаура Говард требовала, чтобы я поговорил с братом, мы не сказали ей, что собираемся к нему на рождественские праздники. В Кембридж мы приехали в сочельник, и после обеда мы с женой Мартина остались ненадолго вдвоем в гостиной или, точнее, в комнате, только половину которой занимала гостиная: дело в том, что Айрин пригласила к девяти часам нескольких коллег Мартина с женами на бокал вина и в ожидании гостей уже открыла складные бронзовые двери, отделявшие столовую от гостиной. Да, именно бронзовые. В свое время, еще до того как его купил колледж, дом этот казался поколению наших отцов чудом роскоши и современности. Теперь его разделили на две квартиры и отдавали внаем старшим членам совета колледжа. По масштабам пятидесятых годов, квартира Мартина — большая из двух — могла считаться вполне поместительной для человека интеллигентной профессии.

Дети — их мальчик и девочка, сын Маргарет от первого брака и наш сын — уже улеглись. Маргарет была наверху. Мартин откупоривал в кухне бутылки. Мы с Айрин сидели вдвоем у камина. Она расспрашивала меня о моей работе, и, очевидно, я ответил ей на какой-то вопрос очень уж напыщенно, потому что она перебила меня, чуть не взвизгнув от удовольствия:

— Вся беда в том, что Маргарет слишком серьезно к тебе относится!

По голосу ее можно было принять за молоденькую женщину — насмешливую, легкомысленную, живую. На деле же, напротив меня по другую сторону камина сидела женщина лет сорока с небольшим, сохранившаяся гораздо хуже, чем ее муж. Крупная и ширококостная она была всегда, но за последнее время плечи ее округлились и сама она отяжелела; грудь увеличилась и потеряла форму; расползлась Айрин и в талии. В противоположность телу, охотно смирившемуся с возрастом, лицо ее похудело, стало тоньше, румянец исчез, и сквозь тонкий слой пудры просвечивала кожа с чуть лиловатым оттенком. И все же выражение лица ее до сих пор оставалось легкомысленным. Она все еще могла нравиться. Из-под тяжелых век смотрели продолговатые глаза, золотисто-карие, вызывающие, насмешливые.

Тем не менее, когда пришел чем-то недовольный Мартин, она не стала смеяться, а сделалась вдруг страшно серьезной. Куда мог деться тот экземпляр, который он нашел вчера на Викенских болотах? Кто его трогал? Мартин, против обыкновения, был настроен нервно. Взгляд был беспокойный, неуверенный. В детстве он больше всех нас увлекался коллекционированием. Теперь он вновь пристрастился к этому занятию. Не потому ли, что примирился с мыслью, что ученого физика из него не выйдет? И не потому ли он с головой ушел в преподавание, а в свободное время составлял гербарий? Во всяком случае, он методически собирал образцы британской флоры. В этот вечер ему показалось, что один из этих образцов пропал; было похоже, что боязнь потерять их переходит у него в манию.

Айрин, обеспокоенная, энергично вскочила с кресла и вышла вместе с ним. Через три минуты она вернулась.

— Нашелся! — с облегчением, серьезным тоном сообщила она.

— Вся беда в том, — ехидно сказал я, — что ты относишься к нему слишком серьезно.

Айрин коротко рассмеялась, но видно было, что шутки моей она не оценила.

— Но скажи, как он, по-твоему?

— Разве ты сама не знаешь?

— Пожалуй, знаю, — ответила она искренне, — ню полной уверенности у меня никогда нет.

Я кивнул. Мартин был скрытен, даже самые близкие люди считали его осторожным, расчетливым, способным ни с кем и ни с чем не считаться.

— По-моему, тебе не о чем беспокоиться, — сказал я. — Я думаю, что он вполне счастлив.

— Ты так думаешь? — Она просияла от удовольствия.

— Странно, если бы он не был счастливым.

— Знаешь, — вскричала она. — До чего же мне хочется помочь ему продвинуться дальше.

— О чем ты говоришь?

— Но разве не было бы чудно, если бы он продвинулся по службе?

В первый момент я удивился. Айрин была далеко не глупа. Она прекрасно сознавала, что, не воспользовавшись возможностью встать в ряды сильных мира сего, — пусть он отверг ее по причине или причинам морального характера, которых она не понимала и не разделяла, — он неизбежно должен был переживать порой минуты, когда ему хотелось бы снова иметь в руках эту возможность. Поэтому, собрав всю энергию, которую она тратила когда-то на свои похождения, Айрин перешла от мечтаний к делу. Если припомнить, что в молодости она любила всячески шокировать буржуазное общество, то, право, в ее теперешнем стремлении создать ему благополучие и успех в этом самом буржуазном обществе крылась известная доля иронии. Планов относительно того, что она называла некогда «широкой дорогой», она не строила; ей хотелось, чтобы он поднялся как можно выше в маленьком мирке колледжа.