Чарльз Сноу - Дело

Оставаясь до обеда в одиночестве, я мог заставить себя не думать о процессе. Начни я думать об этом, и у меня сразу же появилось бы чувство, что теперь уж дело в шляпе. Тем более хотелось мне избежать встречи с Мартином или со Скэффингтоном, и особенно с Говардами. Встретившись с ними, я предупредил бы их, что в подобных положениях можно ожидать всего. О, я сумел бы осторожно объяснить им, почему я считаю вопрос далеко не решенным. И все же чувство, пробивающееся наружу, полностью противоречило бы словам, и, слушая меня, каждый понял бы это. Не нужно было большой чуткости, как мне пришлось убедиться на своем и на чужом, горьком опыте, чтобы уловить в моем голосе нотку неудержимого оптимизма и поддаться ей.

Поэтому я остался у себя, принял ванну и, взяв книгу, до самого обеда читал в саду. Придя в профессорскую, я обнаружил — и, надо сказать, с радостью, — что никто из «начальства» на этот раз там не обедает. Уинслоу, все еще находившийся, как сказал мне дворецкий, в резиденции, только что прислал сказать, чтобы его имя вычеркнули из списка. Из всей партии Говарда на листе стояло только одно имя — Тома Орбэлла. Войдя и увидев меня одного, он сразу же спросил:

— Ну, как дела обстоят сейчас?

— Об этом еще рано говорить, — ответил я рассудительно-укоризненным тоном — олицетворение пожилого, разумного, опытного человека, знающего, как держать себя на людях.

Я не поддержал с ним разговор насчет говардовского дела, у других он тоже не встретил желания говорить на эту тему. Компания в этот вечер подобралась небольшая и очень молодая. Когда Том взял лист и увидел, что председательствовать будет Лестер Инс, он заметил:

— Нельзя сказать, чтобы это был мой идеал, douceur de la vie [34] сладость жизни (франц.). .

Пришли еще несколько молодых членов совета, среди них Инс, который, обратив ко мне вежливый, благосклонный и официальный взгляд, сказал:

— Очень рад, что вы смогли разделить наше общество сегодня. Мы все этому очень рады.

Можно было подумать, что это говорит сам ректор или Браун. На мгновение мы с Томом Орбэллом остолбенели. Мне показалось даже, что Инс паясничает Но нет, он просто вошел в свою роль — старшего из присутствующих. Он обращался ко мне, добавляя полный титул; он не считал возможным называть меня «Лью». Он был президентом и решил выполнить свои обязанности с честью.

Обед протекал чинно. Когда мы кончили, Инс объявил:

— Мне хотелось бы выставить бутылку вина, чтобы ознаменовать свой дебют в роли председателя.

Трудно было проявить больше достоинства. В жаркие, летние вечера было принято выходить после обеда на террасу, примыкавшую к саду ректора, и пить белое вино, усевшись на балюстраду. Мне приходилось слышать, как Лестер Инс, настроенный не столь благоговейно, протестовал против этого обычая на том простом, но веском основании, что сидение на камне вызывает у него приступы геморроя и что белому вину больше всего подходило бы название «кошачья моча». Не так было в этот вечер. Он первый вышел на террасу, плотно уселся на балюстраду, поднял рюмку с барзаком и провозгласил свой первый тост, затем важно и церемонно, с явным удовольствием наклонил голову, когда Том Орбэлл любезно поднял ответный тост за него.

Наверху над крышей главного здания расстилалось небо, такое густо-синее, что казалось осязаемым. Воздух был неподвижен. Нам пятерым, сидевшим на террасе, — а мне, наслаждавшемуся покоем, в особенности, — трудно было представить себе более безмятежный вечер.

Двое молодых людей поднялись, чтобы идти.

— Неужели вы уже уходите? — спросил Инс.

Они ответили, что им еще нужно поработать.

— Нам очень жаль, — благосклонно, как и подобает президенту, напутствовал их Инс.

Он разочарованно посмотрел на Тома Орбэлла, единственного остающегося члена совета.

— А я хотел спросить их… думал, что сегодня как раз подходящий для этого вечер… не пора ли нам как следует подумать насчет этих самых выборов?

Он, конечно, имел в виду выборы ректора. Тома, который вот уже два года не переставая думал над этим, тон его поразил своей небрежностью.

— По-моему, мы не должны отстраняться от таких вещей. А то в конце концов окажется, что, пока мы тут сидим сложа руки, другие уже успеют сколотить партию. Скучно, конечно, но, по всей вероятности, мы все же должны оказывать влияние на такие дела и использовать, если надо, свой авторитет. Лучше уж пораскинуть умом сейчас, чтобы потом на себя не пенять.