Чарльз Сноу - Дело

— Как сказал ректор Мартину Эллиоту перед завтраком, — заметил Браун, — именно в этом мы с ним в корне не согласны.

— Почему, собственно? — Фрэнсис говорил спокойно, негромко, но твердо. — Только на основании одного-единственного факта вы нашли возможным продолжать убеждать себя в непричастности Пелэрета к этому делу. Будь та фотография на месте в тетради, никто из вас и притвориться бы не мог, что не верит в виновность Пелэрета.

— Однако фотографии нет, — возразил Кроуфорд.

— Вот это-то я и имел в виду, когда говорил о том, что, возможно, тут произошло нечто худшее, чем ошибка.

— Если я правильно понимаю ваш намек, — начал Браун, — вы…

— Я не делаю никаких намеков. Я заявляю о существовании такой возможности — яснее, по-моему, трудно выразиться. Я считаю, что со стороны суда было бы преступно не принять во внимание такую возможность. Заключается же она в том, что фотография, пропавшая из тетради Пелэрета, исчезла оттуда не случайно, а была изъята или для того, чтобы оградить доброе имя Пелэрета; или же для того, чтобы продолжать и дальше оправдывать увольнение Говарда.

— Это очень серьезное заявление, — сказал Артур Браун.

Он хмурился, но ничем не выдавал раздражения. Я не сомневался, что его изворотливый мозг политикана сейчас с молниеносной быстротой учитывает все возможные выводы из того, что сказал Фрэнсис, — не сомневался я и в том, что он сильно встревожен, потому что, при всем его упрямстве и несговорчивости, он вовсе не желал, чтобы его считали человеком несправедливым, да и сам он о себе так думать не желал.

— Я знаю, — сказал Фрэнсис.

Сидевший за Уинслоу Найтингэйл бросил писать и вместе со всеми остальными членами суда пристально смотрел на Фрэнсиса. Морщины на лице Найтингэйла проступали не больше, чем обычно к концу утомительного дня. Глубокие борозды пересекали лоб.

— Я знаю, что это очень серьезное заявление, — повторил Фрэнсис. — Должен просить суд запомнить, что я его сделал.

Не задав больше ни одного вопроса, я сказал ректору, что кончил. Кроуфорд повернулся к Доуссон-Хиллу.

— В таком случае, слово предоставляется вам.

Кроуфорд говорил, как всегда, неторопливо; официальная, ничего не выражающая улыбка играла на его луноподобном лице, но в прятавшихся за очками глазах были недоумение и робость.

Перед Доуссон-Хиллом стояла дилемма. Он был слишком проницательным человеком, чтобы не почувствовать приближения кризиса. Однако к такого рода кризису он совершенно не был подготовлен. Страх огласки, замкнутые лица колледжских сановников; ни одного прямого слова ни от кого из членов совета, ни одного имени. И вместе с тем чувствовалось, что страсти в этой комнате накалены прямо как на поле брани. Сам, без каких-либо ориентиров, он должен был определить, что скрывается за всем этим.

Я считал, что он должен выбрать одно из двух: либо рискнуть сыграть в открытую и спросить, кто прикасался к этой фотографии, либо попробовать все это замять, как можно скорее отделаться от Фрэнсиса, оставаясь с ним почтительным, и постараться выиграть время.

Учтя обстановку, Доуссон-Хилл сразу же, как только Кроуфорд предоставил ему слово, заговорил небрежным тоном:

— Это крайне интересно, сэр Фрэнсис, — сказал он, дав себе, таким образом, несколько секунд на размышление. По последовавшему вопросу можно было подумать, что он решил пойти ва-банк. — Эта тетрадь… — Доуссон-Хилл, подымая кверху брови, все время называл ее «эта знаменитая тетрадь». — Может быть, сэр Фрэнсис знает ее историю и может помочь в этом отношении суду?

— Я знаю не более того, что уже известно суду, — сказал Фрэнсис.

Не знает ли Фрэнсис что-либо о привычках Пелэрета или о том, как он хранил свои тетради?

— Я никогда не был в его лаборатории.

Доуссон-Хилл благоразумно обходил вопросы, касавшиеся прямых доказательств. Когда старик умер, все бумаги, оставшиеся после него, разбирал, кажется, душеприказчик?

— Насколько я знаю, да, — ответил Фрэнсис.

Доуссон-Хилл взглянул на Найтингэйла; тот кивнул..

Душеприказчик ведь тоже, кажется, старик? Священник — не так ли? И он отправлял эти бумаги поверенным Пелэрета партиями, через значительные промежутки времени? Знаменитая тетрадь находилась в последней партии? А поверенные в свою очередь препровождали бумаги, партию за партией, в колледж?

Задавая эти вопросы, Доуссон-Хилл намеренно делал между ними паузы, давая возможность вмешаться старейшинам. Он нащупывал почву, стараясь определить, до какого предела можно безболезненно идти. Если бы кто-нибудь из них, поощренный его примером, задал Фрэнсису вопрос, где и при каких обстоятельствах могли, по его мнению, изъять эту фотографию, дальше все пошло бы проще.