Наконец однажды вечером, когда мы сидели в маленьком кафе на углу Людвигштрассе, в середине случайного разговора о системе образования в Англии и в Германии Люти вдруг сказал:
— Пожалуйста, вы позволите мне поговорить с вами?
Под его обычной любезностью чувствовалась озабоченность и огорчение.
— Конечно.
Тогда он сказал на своем чересчур правильном английском языке:
— Если я не поговорю с кем-нибудь, я не знаю, как мне дальше быть. Последний месяц…
Я провел в Мюнхене три недели. Я встречался с ним каждый день. Я начинал сердиться на самого себя.
— Я не могу поговорить с моими здешними друзьями. Они меня не поймут. Кроме того, есть и другие причины, я вам их объясню, почему я не могу рассказать им. Но вы позволите мне? Я не должен был просить вас выслушать меня, но вы можете оказать мне помощь.
— Я охотно выслушаю вас, — сказал я.
Люти заказал еще два бокала хакенбро и неторопливо, тщательно отбирая слова и извиняясь, когда английский язык подводил его, начал свою историю:
— Я буду рассказывать вам с самого начала. Это займет больше времени, но так лучше.
Он виновато посмотрел на меня, и я кивнул.
— Это случилось два года назад. Я готовил к защите мою докторскую диссертацию, и мне было необходимо перевести некоторые статьи с итальянского. Вы слышали о работах Антонелли? Я не знаю итальянского. По-английски я могу разговаривать, как вы знаете, одно слово, потом другое слово, но читаю я свободно. И по-французски тоже. Но итальянского я совсем не знаю. Поэтому мне было необходимо получить помощь. Один приятели посоветовал мне повидаться с дамой, которая работает в итальянском консульстве. Она немка, и место это получила благодаря своему знанию языков. Она охотно перевела мне работы Антонелли. В тот день, когда я впервые увидел ее, я понял, что ни одна женщина не интересовала меня так, как она. Мне не хотелось уходить, а когда я ушел, мне казалось, что она по-прежнему со мной. Я полюбил ее.
Я слушал его и гадал, к чему приведет это вступление. Теперь я знаю, какое наслаждение испытывает человек, вспоминая каждую подробность истории своей любви. Для Люти консульство, час, когда они встретились, материалы, о которых они говорили, — все было полно огромного значения.
— Вскоре мы стали проводить много времени вместе, — продолжал Люти. — Мы ходили в оперу, в кино, на танцы, во всякие такие места. Было лето. Я, наверно, никогда не забуду это время. Я и сейчас слышу ее слова. Я и сейчас, кажется, слышу, как я спросил ее, позволит ли она мне обращаться к ней на «ты». Мы сидели тогда в кафе на Университетской площади и собирались пойти в кино. Она сказала, что я не должен говорить ей «ты», я знаком с ней всего две недели, это слишком скоро. Мы вышли из кафе и долго ходили перед входом в кино, я все просил, чтобы она разрешила, а она все говорила «нет».
Я представил себе Люти, вежливого и решительного, учтиво настойчивого, прогуливающегося с девушкой под липами, и прохожих, наблюдавших за их лицами, когда на них падал свет фонаря.
— Я так и не сказал ей «ты» в тот вечер. Но через несколько дней мы жили так, словно мы были женаты. Во всех отношениях. И я сказал ей, — улыбнулся Люти, — как это странно, что на прошлой неделе она не разрешала обращаться к ней на «ты».
Я рассмеялся. В глазах у Люти мелькали искорки.
— И вот мы стали жить так, словно мы женаты. Во всех отношениях. Я бы хотел, если бы мог, рассказать вам о ней. Она высокая и сильная и — мне кажется — красивая. Впрочем, это было бы странно, если бы она не казалась мне красивой. Она для меня во всем. В спорте, в политике, в книгах — всюду она со мной. И ей очень весело со мной. И я тоже становлюсь веселым с ней. Мы смеемся простым ребяческим шуткам. Иногда, когда мы вместе, мы и ведем себя по-ребячески. Я ведь не всегда такой, каким вы меня видите, — пояснил Люти.
Он замолк, мы осушили стаканы и заказали еще.
— Мы были счастливы, — продолжал Люти. — Я никогда не думал, что могу быть так счастлив. Иногда она мне казалась матерью, иногда другом, иногда даже дочерью. И каждый раз, когда я вижу ее, мне кажется, будто я вижу ее в первый или во второй раз в жизни.
Люти говорил медленно, между словами были паузы. Но я жадно впитывал каждую фразу.
— Мы не поженились, — говорил Люти. — Если она выйдет замуж, она потеряет свою работу. А у нее хорошее положение. Если она сохранит свое место, то она сделает довольно хорошую карьеру для женщины. А она честолюбива. Я хотел жениться. Она тоже. И мы хотели бы потом иметь детей. Но из-за ее работы я до сих пор не могу на ней жениться. Пока она не удовлетворит свое честолюбие. И пока я сам не устроюсь получше. Нам ведь здесь платят не так хорошо, как у вас в Англии. Я смогу получать… как это перевести на ваши деньги… четыреста фунтов в год не раньше, чем через два года. Мне тогда будет уже тридцать.
Читать дальше