Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

И о такой девушке, с душой чище снега на горной вершине, Мархамат-ханум посмела говорить гадости! Какая мерзость!

И все-таки он ловил себя на том, что слова Мархамат, как медленно действующий яд, впитываются в его сердце. Бессонница, усталость и волнения минувшего дня сделали свое черное дело. Здравый смысл покинул его. «Если в словах Мархамат таится хоть малая доля правды, почему Арзу до сих пор сама не рассказала обо всем? Надо пойти к ней, спросить, узнать… — лихорадочно думал он. — Все могу вынести — лишения, трудности, только не запятнанную честь…»

Он вскочил с постели и, не отвечая на недоуменные вопросы мамы Джаннат, выбежал из дома.

Издавна повелось в нашем городе воскресный день посвящать генеральной уборке. Особенно в тех домах, где женщины всю неделю трудятся на предприятиях, в учреждениях или в школах. Как осудишь их за это?

Арзу и Ширинбаджи встали ни свет ни заря и, не выпив даже стакана чая, принялись за работу. Весь дом перевернули вверх дном, — вещи разбросаны, мебель сдвинута, словно война прошла…

На голос Вугара вышла Ширинбаджи. С балкона пригласила она его зайти в дом, а когда он отказался, настаивать не стала, — зачем зазывать гостя, когда в доме беспорядок?

Арзу выбежала в поношенном домашнем халатике. В стоптанных домашних туфлях с потрескавшимися лакированными носками, с обвязанной полотенцем головой она выглядела забавной и трогательной. Увидев ее, Вугар не сдержал невольной улыбки. Как она обрадывалась! Не будь посторонних, верно, бросилась бы ему на шею. Ее радость окончательно сбила с толку Вугара, он не сразу вспомнил, что привело его сюда в столь неурочный час. Но замешательство длилось мгновенье. Холодно и неприязненно он сказал:

— Идем, мне нужно поговорить с тобой!

Суровый, официальный тон обидел Арзу:

— Если есть дело, заходи в дом, поговорим. Что за разговоры на улице?

— В дом я не пойду!

Откуда такая холодность? Она сама оглядывала его. Никогда Вугар так не разговаривал с ней. Предчувствуя что-то неладное, она встревожилась, но ничем не выдала своего волнения.

— Куда ты тащишь меня в таком виде? — шутливо спросила она. — Хочешь прохожих повеселить? Ну, посмотри, правда, я похожа на цыганку?

Лицо Вугара мрачнело с каждой секундой, он ничего не отвечал, продолжал тащить ее куда-то. Но Арзу не двигалась. Сомнений не оставалось, сейчас она услышит что-то неприятное, а может, обидное, горькое. И все же сдерживалась.

— Хорошо, — согласилась она. — Не хочешь идти в дом, воля твоя, зайдем во двор. Не могу же я в таком виде разговаривать с тобой на улице.

— Не пойду! — грубо крикнул Вугар.

Она не стала возражать и покорно пошла за ним. Свернув за угол, они остановились в тихом переулке. Прохожих здесь почти не было. Наступило тягостное молчание. На душе у Арзу было тревожно, но она дала себе слово спокойно выслушать самую горькую весть. А Вугар, казалось, снова забыл, зачем он сюда пожаловал, и, рассматривая носки собственных ботинок, продолжал задумчиво молчать.

— Почему ты вчера не пришел? — как ни в чем не бывало спросила Арзу, надеясь своим вопросом рассеять и успокоить его — я вернулась из института, мама поздравила меня, сказала, что ты приехал, звонил. Весь вечер мы тебя ждали… Я так волновалась! Неужели трудно позвонить, предупредить, что не придешь. Ведь не только я, старики тревожились…

Вугар слушал ее с наслаждением. Искренние, непринужденные слова Арзу разгоняли мрачные подозрения, возвращая в привычный мир любви, доверия. Он сказал покорно и виновато:

— Прости, никак не мог… У стариков попроси за меня прощения. Работа.

— Ох эта работа! — Голос Арзу задрожал. — Когда-то она кончится и мы сможем свободно вздохнуть и увидеть божий свет? — Она осеклась, заметив, что Вугар снова помрачнел. Кажется, не вовремя дала волю языку! — Что случилось? Опять неприятности на работе? — участливо спросила она.

— Да, — сухо ответил Вугар.

Непонятная тревога, охватившая было ее, немного улеглась. Ну, конечно, огорчен неполадками на работе и потому груб, раздражителен. Вот к чему привело напряжение последних месяцев. Нет, она больше не позволит ему так работать!

Арзу осмелела:

— Да ну ее к лешему, твою работу! Вконец измотала! Посмотрела я на тебя, и сердце мое словно огнем опалили. Бледный, щеки ввалились, даже белки пожелтели…

Она сочувственно вздохнула, хотела еще что-то сказать, но Вугар оборвал ее:

— Ты очень жалеешь меня, да?