Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— Я ведь о вас беспокоюсь, а мне что?.. Я могу и в десять раз больше пройти… — Она хотела добавить «с вами», но последнее слово замерло на кончике языка.

Вугар еще раз с надеждой поглядел на убегающие вдаль рельсы. Нет, его не пугало расстояние, он боялся другого — услышать те, не сказанные ею слова!

— А я знаю, вы любите ходить пешком! — лукаво сказала Нарын. — На работу пешком ходите. Я из своего окна видела…

— Из вашего окна?

— Ну да. Наши окна выходят на улицу, а живем мы на первом этаже.

Вугар удивился:

— Вот странно! Вы видите, как я иду на работу, а я, приходя, уже застаю вас в лаборатории. Как это получается?

— Очень просто! Вы идете задумавшись, медленно, я обгоняю вас, а вы не замечаете…

Нарын бросила на Вугара испытующий взгляд, — кажется, подходящий момент, чтобы начать откровенный разговор.

— Первое время, когда мы начали работать, продолжала она, — несколько раз случалось: я здоровалась с вами, а вы не отвечали…

— Этого не может быть!

— К сожалению, может. — Она чуть-чуть подпрыгнула и заговорила быстро, красуясь, как ребенок перед новым гостем: — Я обижалась, думала: ну и пусть! Не буду с ним разговаривать! А потом поняла: во время работы вы ничего не замечаете. Вы и сейчас такой!

Вугар невольно улыбнулся.

— Вот и молодец, что прощали меня. Таить обиду — не хорошо!

— Разговаривать — это не значит простить!

— Это как же?

— А так! Работа требует. А у сердца свои законы.

Смущение, отступившее было, снова охватило Вугара. Разговор, как назло, кружился вокруг того, что он так боялся услышать. И Вугар быстро переменил тему:

— Проклятый трамвай, словно в воду канул! Ни слуху, ни духу!

Нарын весело махнула рукой:

— А пусть не приходит! Какая в нем нужда! Мы уже дошли.

Вугар твердо решил больше не говорить ни слова. Но, очевидно, его молчание не смутило Нарын, и она бойко продолжала:

— Наш двор и дом неказисты! А шумно так, что порой голова кругом идет. Но мне нравится здесь жить. И до института и до работы близко… В прошлом году мама подыскала хороший обмен. А я не разрешила меняться. Кончу институт, тогда пусть меняется с кем хочет! Права я?

Вугар не отвечал, но Нарын была настойчива:

— Я вас спрашиваю, я права?

— Вам виднее, — нехотя сказал Вугар. — Вы свои дела лучше знаете.

— Я считаю, что поступила правильно! После занятий приходится поздно возвращаться, случается, встретишь собаку или волка в человеческом обличье. Пристает, говорит глупости, от страха сердце замирает… А когда дом близко, все не так страшно. Я вам говорила, где учусь? — вдруг неожиданно спросила она.

— Кажется, говорили…

— А вот и не говорила! Во всяком случае, я этого не помню. Да и вы не помните! Ну, ничего, повторение — мать ученья! Послушайте еще раз и больше не забывайте… Не то, чем аллах не шутит, а вдруг у вас спросят… Надо же знать биографию своих помощников.

Вугар покраснел. Нарын права. До сих пор не поинтересовался, как живет человек, который самоотверженно трудится рядом, помогает. Стыдно!

— Учусь я на четвертом курсе вечернего отделения института нефти и химии, на факультете технологии, — отчеканила Нарын. — Мама давно настаивает, чтобы я перешла с вечернего отделения на дневное. Но мне ее жалко, она у нас слабая, больная. Сколько можно жить на иждивении?

— У вас нет отца?

— Нет.

— Умер? Нарын нахмурилась, ее бойкость погасла.

— Бросил нас, ушел к другой женщине! — В голосе задрожали слезы.

Вугар расчувствовался. Недаром говорят: сердце сироты слышит чужое горе.

— И давно?

— Очень… Я тогда только в школу пошла.

— Он помогает вам?

— Нет! — Нарын до боли прикусила губу, стараясь этой болью заглушить боль сердца. — Пьет он! Все деньги оставляет в ресторанах да в барах. Никогда трезвый-то не бывает, где ему о детях помнить! — Она вздохнула. Когда он ушел от нас, мама поначалу сама не своя ходила, потом слегла и четыре месяца пролежала в больнице. Я тогда на почту устроилась, надо было сестренку кормить. Сама маленькая, а сумки во-от такие огромные таскала…

Вугар глядел на девушку сочувствующим взглядом и думал: вот, оказывается, у этой веселой, жизнерадостной девушки на душе такое горе! Как умело она таила его…

— Вот почему я всегда так быстро хожу. Не хожу, а бегаю! Привыкла, когда почтальоном работала. Иногда сама себя останавливаю: «Иди нормально!» Забудусь на секунду, глядишь и опять побежала. Привычка — вторая натура… — Нарын засмеялась, повеселев. — Теперь мы в его помощи не нуждаемся!