Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Нарын и Вугар вернулись в институт во второй половине дня. Взглянув на часы, Вугар схватился за голову. Каждая минута на счету, а они потеряли несколько часов. Если за лето он не закончит контрольные опыты и не добьется нужных результатов, плохо его дело! Сейчас жара, большинство членов ученого совета в отпуске, институт пуст. Его никто не проверяет, никто ни о чем не спрашивает, ничего не требует. Наступит осень, и все сразу резко переменится. Расспросам и понуканиям не будет конца. Надо спешить…

Включив вакуумный насос, Вугар, как всегда, проверил приборы и аппараты, наполнил бюретки щелочным раствором, забил льдом холодильники-конденсаторы. И, лишь покончив с этим, уселся за письменный стол и открыл тетрадь.

Нарын за все время после их возвращения не проронила ни слова. Хмурая, мрачная, скрестив на груди руки, она неподвижно сидела на табуретке, изредка взмахивая пушистыми ресницами. Обычно она сама делала все подготовительные работы к опытам, не позволяя Вугару тратить на это время. А сегодня поглядишь на нее и подумаешь: то ли она в гости пришла, то ли ее утром приняли на работу, и она, неопытная, дожидается чьих-то распоряжений.

Забыв о ее присутствии, Вугар уже погрузился в бесконечные вычисления и формулы, как вдруг до него донесся ворчливый голос. Он с недоумением взглянул на девушку. Нарын разговаривала сама с собой.

— Настоящих ученых по пальцам сосчитать можно, — говорила она, ни к кому не обращаясь. — А директор в прошлом году писал, я сама в газете читала, что только в нашем институте больше двадцати докторов химических наук, семьдесят кандидатов, несколько сот научных сотрудников — аспирантов и диссертантов. Целая армия! Зачем столько в одном институте? Ведь это научно-исследовательский институт, а не фабрика-инкубатор по разведению цыплят…

Оторвавшись от работы, Вугар вслушивался в ее слова. Он подумал, что эта девушка, у которой язык всегда находился в разладе с сердцем, видимо, имеет в виду его.

— Если говорить честно, — продолжала Нарын, — толстяк прав! Когда речь идет о науке, мы проявляем излишнюю щедрость! Разве не бывает, что над разрешением простейшего вопроса трудится множество ученых, компетентных и некомпетентных, они занимают лаборатории, получают высокую зарплату. Вот и задумываешься: оправдываются ли затраченные средства? Огромные государственные средства! А мы из-за таких людей обыкновенного льда достать не можем…

Вугар понял, что тревога его была напрасной. Просто Нарын не могла простить обвинений, брошенных продавцом газированной воды. И, успокоившись, позабыв обо всем на свете, он снова окунулся в работу.

Понемногу Нарын успокоилась, встала с табуретки, надела халат и, привычным жестом засучив рукава, подошла к приборам. Она все делала серьезно и старательно. Несколько дней Нарын заменяла заболевшую Хадиджу-халу, и Вугар не мог нахвалиться ею.

День шел как обычно: монотонное гудение насоса, легкие шажки Нарын и тишина, тишина — симфония безмолвного напряженного труда, ставшая неотъемлемой частью жизни Вугара…

Сколько прошло времени, ни Вугар, ни Нарын не знали. Увлеченные работой, они не заметили, что рабочий день давно кончился. Институт опустел. И лишь когда погасло солнце и в лаборатории совсем стемнело, Нарын отошла от приборов и посмотрела на Вугара. Он сидел склонившись над тетрадками, ничего не слыша и не видя вокруг себя. Нарын не решилась его окликнуть. Неслышными шагами подошла она к выключателю, и в лаборатории вспыхнул яркий свет. Вугар не сразу понял, что произошло. Подняв голову, он отсутствующим, непонимающим взглядом долго смотрел на Нарын, не говоря ни слова.

За время совместной работы Нарын хорошо изучила его привычки. Понимала — одно неосторожное слово или движение способны прервать нить его размышлений, исчезнет мысль, которая, может быть, больше никогда не вернется! И она, как могла, оберегала его покой. Вот и сейчас, ничего не сказав, она тихо вернулась на свое место, к аппаратам.

Прошло еще около трех часов. Все тело Нарын ныло от усталости, руки не слушались, в голове гулко и тупо стучало, но она не решалась тревожить Вугара. Выключив приборы и аппараты, уселась чуть поодаль на табуретку и стала внимательно разглядывать его лицо. Вугар что-то торопливо писал. Перо вдруг замирало в руке, брови хмурились, лицо становилось напряженным. Оторвавшись от бумаги, он часто-часто мигал и щурился, уставившись невидящими глазами в одну точку. С трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться, Нарын подумала: «Вот они какие, эти ученые! Смешные и трогательные, как дети… Минуты не может посидеть спокойно! То погладит ладонью тоненькие подстриженные усики, то потрет лоб, то дернет себя за ухо, а то закроет пальцами глаза и замрет на несколько мгновений, — не поймешь, спит или бодрствует… Удивительное зрелище!»