Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Сохраб горестными испуганными глазами неотступно следил за отцом. Султан-оглы заметил сына, кивком головы подозвал к себе и, нагнувшись, поцеловал в лоб, обнял за шею. Выпрямившись, он взял мальчика за руку и стал вместе с ним ходить по двору, как бы говоря окружающим: «Взбесившиеся хищники отняли у меня старшего сына, но младший со мной!..»

Убитого хоронили торжественно. Взрослые мужчины провожали его в последний путь. Султан-оглы запретил причитать над покойником. Месму на кладбище не пустили. Детей и женщин тоже.

По обычаю соседи несколько дней не покидали дом Султана-оглы. На седьмые сутки он устроил поминки, а утром погрузил на арбу пожитки, усадил жену и сына и отвез их в соседнее село к дальним родственникам. Хотел быть уверенным в их безопасности. А сам уехал добивать врага.

Борьба оказалась тяжелой и долгой. Страшась за Сохраба, Мургуз при первой же возможности отправил его в Баку, учиться.

Почти четыре года неустанно, день и ночь вел вместе с другими коммунистами Мургуз Султан-оглы жестокую борьбу с кулацкими националистическими бандами. Наконец врага уничтожили, как любил выражаться Мургуз, «с корнем». Но и после победы не наступило для Мургуза спокойной жизни. В селе начали организовывать колхоз, и Мургуз Султан-оглы с новой энергией ринулся в бой…

Приезжая в село на каникулы, Сохраб почти не видел отца. Ни разу не пришлось им посидеть вдвоем, потолковать по душам. Мургуз поднимался с солнышком, уходил в правление — много забот у председателя колхоза! Домой возвращался ночью, усталый валился на постель и засыпал. Никогда ни одной жалобы.

Да и не знал усталости этот человек! Казалось, он рожден на свет, чтобы бороться, побеждать, трудиться.

Вот и в это последнее лето Сохрабу так и не удалось поговорить с отцом. А поговорить было о чем. Сохраб заканчивал университет, готовился к свадьбе. Об одном попросил его Мургуз — отложить свадьбу до осени, когда окончится колхозная страда.

Сохраб поднялся с кровати. Надо было пойти к Зийнат и все рассказать. Он не сомневался, что в ее доме найдет поддержку, услышит слова утешения.

Дверь открыл отец Зийнат. Обычно он встречал будущего зятя с распростертыми объятиями, говорил приветливые слова, расспрашивал о здоровье, не знал, куда усадить.

— Я вижу, ты чем-то взволнован, сынок? — спросил он, взглянув на Сохраба. — Мрачен… Что случилось?

Преодолевая волнение и горе, с трудом выговаривая слова, Сохраб коротко поведал о случившемся.

— Да, плохая весть… Очень плохая… — Старик замолчал, прошелся по комнате. — Ты садись, садись… — сказал он, не глядя на Сохраба, но в голосе его не было былой приветливости. Лицо посуровело, потемнело, глубокие морщины легли на лбу.

Он снова стал ходить по комнате грузными, тяжелыми шагами.

— Может, ложный слух? Случается такое… — с надеждой спросил он.

Сохраб отрицательно покачал головой.

Опустившись в кресло, старик подпер ладонью голову и долго сидел молча, раздумывая о чем-то.

— Да, страшная весть… — глухо повторил он. — Не везет нашей Зийнат… — И посмотрел на жену, горестно стоявшую у двери. Старики многозначительно переглянулись. — Уладится, все уладится, — успокаивающе сказал он и вдруг виновато добавил: — Может, тебе пока лучше не ходить к нам, а?

Сам знаешь…

Сохраб ничего не сказал и тяжело, с трудом поднялся.

— Прости нас, — тихо, почти шепотом говорил старик. — Мы очень уважаем тебя и верим: тебя ждет большое будущее. Но прошу, не показывайся пока на глаза Зийнат… — Он помолчал и продолжал так же тихо: — Первый раз она попала в лапы пьяницы и пройдохи. Есть ли у нас право второй раз рисковать ее счастьем?..

Старик закашлялся.

— Пойми меня правильно, — кашляя, говорил он. — Не обвиняй в трусости и неверности. Я понимаю, отвернуться от человека в такую минуту нечестно, подло… Но тот, кто один раз пережил несчастье дочери, не в силах пережить его еще раз… Прости нас!

Молча повернувшись, Сохраб ушел из их дома. Он долго ходил по улицам в надежде встретить Зийнат, поговорить с ней, услышать от нее добрые слова. Но чем дольше ходил Сохраб, тем больше размышлял о будущем, тем тверже убеждался он, что отец ее был прав. Как мечтал он сделать Зийнат счастливой! А сейчас чем, кроме лишений и бед, может он одарить любимую? Так зачем встречаться, разговаривать? Лишние мучения… «Пусть думает, что я бросил ее. Не такое уж это большое горе, поплачет и позабудет…» — решил Сохраб.