Анатолий Медников - Открытый счет

Дениц вспомнил хриплый голос фюрера, его кликушеские проклятия, предрекаемые всему миру, и эти аккуратные листки „завещания“, исписанные рукой Бормана.

„Пока нам остаётся тяжёлое наследство, — со вздохом подумал Дениц, — очень, очень тяжёлое! И всё же мы военные, мы должны и выполним свой долг до конца“.

„Борьба до смерти“, „борьба до смерти“, — как привязавшийся мотив, повторял про себя Дениц слова Гитлера. И вдруг подумал: — Нет, лучше сказать — „борьба после смерти“. После ухода одних, для других, пришедших на смену. Для всех тех, кто выживет и понесёт в новую эпоху зажжённый нами факел“.

От быстрой ходьбы Бурцев, кажется, совсем согрелся, и, хотя гимнастёрка, подсохнув, отвердела, словно лёгкая кольчуга, озноб прошёл, в сапогах уже не хлюпала вода и тепло от ног постепенно прогревало портянки. Бурцев уже не сердился на Сергея Свиридова, который свалил его в воду, он ведь не выругал его и в тот первый момент, когда мокрый выкарабкался на берег, и потому, что это было бесполезно, и к тому же нельзя — могли услышать немцы. Сейчас же повеселевшему Бурцеву захотелось даже поговорить со своим командиром, он нагнал Сергея Свиридова, возглавлявшего цепочку разведчиков, и спросил, как его самочувствие.

— В каком смысле?

Сергей быстро обернулся, болезненно чуткий к малейшей иронии в весёлом тоне Бурцева.

— В смысле точного выхода на цель, на домик лесника?

— Веду по азимуту. Вы бывали в этом лесу, Бурцев? Тут сложно ориентироваться.

— Бывал, как же. С Германом, как его… Герингом. Охотились на оленей. Тут и замок его недалече. Эх, угодье! Помню: он стрельнёт, я стрельну. Насшибали этих оленей много. Герман мне рожки от маленькой козули подарил. Храни, говорит, эти рога, но не на голове, а на стене. Намекал, гад. А я как раз перед войной развёлся, рога-то мне наставлять некому.

Сергей больше не оборачивался, должно быть, не хотел вниманием своим поддержать балагурство старшины, а Бурцев это объяснял себе тем, что младший лейтенант нервничает, впервые ведя группу разведчиков по азимуту, ночью, на вражеской территории и в лесу. Это-то и забавляло Бурцева.

— Сергей Михайлович, вы невесте вашей написали письмо вечером? — спросил он, снова подступая с вопросами к Сергею, подогретый беззлобным намерением „покачать воду“ из младшего лейтенанта и хоть таким образом „скомпенсировать“ своё купанье в холодном Одере по его вине.

— Одной знакомой, а что? — спросил Сергей, однако и на этот раз не повернул головы к Бурцеву.

— Зря!

— Почему?

— Перед боем писать письма — плохая примета для разведчика.

— Я не знал, — упавшим голосом произнёс Сергей.

— Фото имеется?

— Маленькая карточка. Лежит в комсомольском билете. Но билет-то я оставил в сейфе роты вместе с другими документами.

— А вот это зря! — изрёк Бурцев. — Карточку невесты надо брать с собой, как раз хорошая примета.

— Меня же никто не предупредил, — вздохнул Сергей. — Вы тоже, — сказал он Бурцеву с укором.

— Хорошенькая хоть девушка?

— Симпатичная.

— Все они симпатичные, пока невесты, откуда только злые жёны берутся? — сказал Бурцев и тихонько толкнул локтем Сергея. — Вы на карту поглядывайте чаще, не потеряли планшета-то?

— Ещё чего? — пробурчал Сергей.

Бурцев посмеялся в кулак, негромко.

— Ещё один вопросик, только вы, я думаю, можете объяснить, Сергей Михайлович! Вот сколько мне немецких карт ни попадалось, а все они нашу страну показывают только до Урала. Я слышал так — это Гитлер приказал, чтобы, значит, не пугать своих солдат, что, дескать, Россия такая громадная. До Урала, дескать, в крайнем случае шагать не так далеко, не волнуйся, фриц! А всё-таки несерьёзно это получается со стороны Адольфа, как считаете?

— Я первый раз слышу об этом, Бурцев. Но если так, то, конечно, Гитлер, обманывая армию, и сам станет жертвой своей лжи.

— Вот то-то и оно! Погорел Адольф с этими картами, вчистую погорел. А вы-то, Сергей Михайлович, на свою карту чаще поглядывайте, — снова повторил Бурцев, а Сергей промолчал, может быть, наконец почувствовал, что старшина подтрунивает над ним, по форме — мягко, а по существу — с задевающим всегда Сергея бурцевским снисходительным добродушием.

Появилась луна и, просветлив верхушки леса, проложила и по земле меж деревьев тускло-серебристые дорожки. Разведчики вышли на поляну с травой, которая казалась шелковистой в мягком лунном свете. Здесь чётче прорисовывались фигуры солдат, можно было рассмотреть лица и даже выражение глаз.