Анатолий Медников - Открытый счет

— Всё-таки — передний край! Да он у нас и немецкий знает, — как бы гордясь тем, что у него есть такой образованный младший лейтенант, сообщил Самсонов.

Младший лейтенант Свиридов указывал машине дорогу на опушку леса. Он сидел рядом с Лизой, при толчках тщательно старался не прикасаться к ней, какой-то многозначительно молчаливый, и сосредоточенно разглядывал фрау Эйлер и Альфрида Венделя.

Разговаривать с молодым Свиридовым Лизе не хотелось. Да к тому же машину сильно трясло и на ухабах не мудрено было прикусить язык.

Укрытие для МГУ представляло собой бомбовую воронку с покатым в неё въездом, уже расширенным лопатами разведчиков. Ветви укрывали сверху и с боков «Мощную Гаубицу Увещеваний», как в шутку называли МГУ в Поарме. Торчащий над крышей кабины большой рупор в обрамлении зелени казался издали кудлатой вершиной ели, которая внезапно обрела громкий голос. Разорвав непрочную тишину резкими гортанными звуками немецкой речи, голос этот громом раскатился далеко по лесу и уплыл за синеву Одера.

Первым выступал Вендель. Лиза сидела рядом с ним, заглядывая в листки передачи, и, как того требовала инструкция, держала палец на кнопке микрофона. Будь к тому необходимость, она могла бы прервать передачу.

Вендель это видел, но вёл себя так, как будто бы он не замечал пальца Лизы, лежавшего на кнопке. Лизе было, конечно, неприятно столь явно и грубо демонстрировать эту меру предосторожности и недоверия, но что поделаешь — инструкция!

Сначала Вендель прочитал «Последние известия». Правда, это могла бы сделать и Лиза. Но она уступала Венделю в знании языка, и в устах бывшего немецкого солдата известия эти звучали убедительнее.

— Солдаты, — затем сказал Вендель, — я вам хочу сказать вот что: вы сидите в обороне и обольщаетесь надеждой, что весна пройдёт для вас спокойно. Вы, однако, мало знаете, как обстоят дела на фронте. Ваши офицеры скрывают от вас правду. Эту правду расскажу вам я. Дело Гитлера дрянь!..

Лиза прислушалась — за Одером было тихо. Немцы не стреляли, не мешали передаче. Впрочем, так всегда бывало вначале. Должно быть, последние известия о положении на фронтах в русской трактовке интересовали не только солдат.

В кабину постучали. Дежуривший на опушке Сергей рукой поманил Лизу. Она оставила Венделя одного у микрофона и спросила, в чём дело. Рядом с младшим лейтенантом стоял старшина в пятнистом маскхалате разведчика, темноволосый, с дерзкими глазами и цыганским профилем.

— Вот старшина Бурцев доставил немецкую листовку, — сказал Сергей, — нашли у «языка». По-моему, вам будет любопытно.

— Всё свеженькое — и «язык», и идейная подливка к нему, товарищ старший лейтенант, — вставил Бурцев.

— Хорошо, — сказала Лиза и вернулась в кабину.

Вендель всё ещё читал свой текст, и Лиза торопливо, боясь, что каждую секунду немцы огнём могут прервать передачу, пробежала глазами листовку. Она была издана ротой пропаганды «Айхкатер» и называлась: «На Одере мы должны удержаться!»

«…Борьба идёт за последнее! — вопила листовка. — Мы должны остановить большевистский натиск, иначе наш народ погибнет…»

В кабину влез Сергей Свиридов.

— Тихо, — сообщил он, и в глазах его Лиза прочла напряжённое ожидание начала обстрела.

— Я сама слышу, что тихо, — ответила она в паузе, пока Вендель прополаскивал своё уставшее горло водой.

— Ну, как листовка?

— А всё то же. Варево из заклинаний и угроз! И всё пугают Сибирью, ужасами. Надо бы дать Венделю прокомментировать её, попробуем, если успеем.

Но раньше Лиза решила «выпустить» самую маленькую из семейства Эйлер — Луизу. Девочка схватилась обеими ручонками за металлическую стойку и, поднявшись зачем-то на цыпочки, прокричала в микрофон, что она зовёт своего пану домой. Тонкий её голосок неожиданно и волнующе прозвенел над Одером, над притихшими немецкими траншеями. Там по-прежнему всё было спокойно.

После Луизы Марта, сбиваясь, но в общем-то довольно связно рассказала, как они живут с мамой в новом доме, но ходят и в старый, где им русские отдают неё те вещи, которые они забыли взять с собою.

Вслед за старшей дочкой сама фрау Эйлер неожиданно спокойно и внятно сказала солдатам, что немецкое население к востоку от Одера никто не преследует и никого не увозят в Сибирь и что её семья хотя и ощущает недостаток в продуктах, но не голодает. Все они надеются, что со временем жизнь станет лучше, лишь бы поскорее заканчивалась эта ужасная война.