Аксель Сандемусе - Былое — это сон

Некоторое время она металась по комнате и наконец занозила ногу. Тогда она села, вытащила занозу и, как ни в чем не бывало, снова вернулась ко мне.

Ты, наверно, понимаешь, я уже в тот раз подумал, что нас с ней разделяют двадцать три года. В сорокасемилетней женщине жизнь еще может бить ключом, а мне, бедняге, тогда будет семьдесят.

Я не взял с собой ружья, когда малиновка в два часа позвала нас. Слишком давно я не держал его в руках. Видел бы ты свою мать в эту ночь! Человеку моего поколения трудно было представить себе, что девушка может ходить на глухаря. Скажу сразу, вернулись мы с добычей.

Йенни целеустремленно шагала вперед, ни на что не обращая внимания. Несколько раз мимо пролетали глухарки, и потом мы слышали их кудахтанье.

Снежный наст держал великолепно, мы остановились в густой чаще и сразу же услышали токованье. Я остался на месте, а Йенни побежала к месту тока.

Теперь охоту на глухарей запретили, и, собственно говоря, это странно. Ведь смягчили же суровые и неразумные законы, каравшие некоторые человеческие страсти. Закон уже не вмешивается в сексуальные причуды, если они никому не приносят вреда — это частное дело, и в то же время непоследовательно запрещает охоту на глухарей. Наверно, люди, издающие законы, считают, что без охоты на глухарей легко обойтись.

Странно, как мало охотников смеют признаться, что охота, в сущности, заменяет убийство. Ничто не доводит до такого экстаза, как убийство из-за угла, а глухариная охота ничем от него не отличается. Помимо прочего, она дает охотнику дополнительное удовлетворение — он убивает самца в тот самый миг, когда тот приближается к своей избраннице.

Стояло серое тоскливое утро, мы возвращались домой по хрустящему насту, ели кропили нас влагой, и уже у самого дома Йенни сбила еще двух вальдшнепов. На время охоты она совершенно забыла обо мне, я был только носильщиком, освободившим ей руки. Чтобы попасть на сетер, нам предстояло перевалить через гору, отвесно поднимавшуюся над лесом. Алел восток, где-то неистовствовал тетерев, множество птиц присоединили к нему свои голоса. Загон на сетере, где снег растаял уже давно, был покрыт инеем. Крыша домика тоже была белая, но с деревьев, под которыми мы стояли, падали капли. Долина, скрытая туманом, была похожа на море.

Мы пришли домой и выпили кофе. Вещи, притихнув, как всегда по утрам, ждали нас. На полу валялись вальдшнепы и глухарь, их оперение переливалось сочными и яркими красками, на клювах застыла кровь.

С кофе мы выпили по большой рюмке коньяку, глаза у нас слипались. Никогда я не спал так сладко и безмятежно, как в то утро в Грюе-Финнскуг, голова Йенни покоилась у меня на плече.

Сейчас в Норвегии ведут другую охоту.

Мы проснулись после полудня счастливые и разбитые, поели и снова легли. До следующего утра мы почти не вставали, поднимаясь только затем, чтобы немного поесть или подбросить в огонь смолистых корней. Мне кажется, наше тихое бормотание еще и теперь звучит на сетере Йенни — мысленно я всегда его так называл. Я заболел, узнав, что немцы, прочесывая лес, протопали через сетер Йенни, спали на наших кроватях и, может быть, нашли ее дорогое ружье.

Мы живем здесь уже несколько дней, и мне делается не по себе при мысли, что скоро этому конец, хотя, конечно, я понимаю: лучше уехать, пока мы не устали.

Йенни ушла на прогулку одна. Что ж, значит, ей так хотелось. Сегодня такой светлый вечер. Завтра первое мая.

Нынче между нами что-то произошло. Она стояла и расчесывала щеткой волосы, и вдруг мне показалось, что я уже видел ее когда-то, и одновременно я почему-то подумал о своей покойной сестре.

Йенни не похожа на мою сестру, у них совершенно разный тип.

Странное чувство: я уже видел Йенни, не знаю где, но однажды темным вечером я видел ее через окно. То, что этого не могло быть в действительности, явствовало из самой картины: Йенни склонилась над креслом, а в кресле сидел я сам. Такого, разумеется, я не увидел бы, если б заглянул в окно.

Наши глаза встретились в зеркале, перед которым она стояла.

— Почему ты так странно на меня смотришь? — спросила она.

Я стал объяснять:

— Мне вдруг показалось, что я тебя уже видел. Ты стояла, наклонившись над кем-то, сидевшим в кресле у вас дома в Йорстаде. В руках ты держала… я понимаю, это звучит дико, но в руках ты держала длинную стеклянную трубочку.

Под глазами у нее выступили белые пятна. Глаза сделались большими и испуганными. Она проговорила заикаясь: