Серж Резвани - Загадка

— Мы не должны слишком серьезно относиться к словам этой женщины, — говорит Следователь. — Разве не видно, что ей нравилось разглагольствовать перед молодым мужчиной, каковым вы были в то время? Давайте-ка отбросим всю теологию, ангелов, эзотерические и фантасмагорические объяснения! У нас есть современная белая яхта, одиноко дрейфующая в море, и ни одного человека на борту. Почему?

— Кажется, наш друг Литературовед что-то внимательно читает, — замечает Поэт-Криминолог.

— Да, пока вы говорили, я машинально читал это стихотворение Курта, лежащее на одной из его рукописей. Глазам своим не верю…

— Еще один акростих?

— Да, но этот, кажется, дает нам след. Посмотрите:

Т

Ы

П

Р

О

Ч

Т

Е

Ш

Ь

— У меня мурашки по коже! — восклицает Поэт-Криминолог. — В двадцати шагах от кормы ты прочтешь почему. Если бы это уже не было написано, я бы подумал, что какой-то дух, витающий вокруг нас, дал нам эту подсказку. Может, они все здесь и слушают наш разговор?

— Я предлагаю немедленно отправиться на «Уран», — говорит Следователь.

— Действительно, это лучшее, что мы можем сделать, — поддерживает его Поэт-Криминолог. — Может, там мы найдем другие указания. Я уже даже вижу, как это случилось. Предположим, что все задумал Курт Най. Один. В то время когда все плавают в море вокруг неподвижно стоящего под солнцем «Урана», он поднимается на борт, убирает лестницу и, не обращая внимания на крики, мольбы, отчаянные попытки вскарабкаться наверх, пишет несколько стихотворений, в которых объясняет причины, заставившие его покончить с литературным семейством Найев. Пока я пишу эти строки, я слышу их крики, становящиеся всё тише и тише, так как все уже держатся на воде из последних сил. Иногда я выхожу на палубу и пересчитываю их. Отец, Юлий и Роза утонули первыми. На второй день Франц всё еще находил в себе силы поддерживать Лоту, а Густав пытался затянуть их под воду. Он кричал. Думаю, что он обезумел от бесплодных попыток забраться на борт. Каждый раз, когда я выходил на палубу, Франц и Лота умоляюще смотрели на меня. Если бы Густав утонул раньше них, я бы, конечно, бросил им лестницу. Несмотря на свое твердое решение, я бы их спас. Но безумные крики Густава раздражали меня. Лота и Франц исчезли под водой на исходе третьего дня. Теперь оставался один Густав. Он лежал на воде на спине и молча смеялся. «Давай, — говорил он каждый раз при виде меня, — прыгай!» На четвертый день… или это была третья ночь… нет, четвертая ночь… он все еще плавал, но уже не реагировал. Я светил на него фонариком. Он был бледен, и если бы не его насмешливая ухмылка и широко раскрытые глаза, можно было бы подумать, что он мертв. Но разве мертвец может лежать на спине? Я попытаюсь запустить двигатель и уйти от него, а затем завершить начатое дело…

— Да перестаньте, проснитесь же! — кричит Следователь, дергая Поэта-Криминолога за рукав.

— Зачем вы меня прервали? Я был так убедителен! Вы не представляете, что я пережил. Курт был во мне, он говорил через меня. Я запустил мощные двигатели, и судно, разрезая переливающиеся на солнце волны, начало набирать скорость. Но я не мог отделаться от Густава, чье одеревеневшее тело, увлекаемое в водоворот гребными винтами, плыло за судном. Мне понадобилось почти полдня, чтобы уйти от него. Затем я спустился в свою каюту и, пока не почувствовал, что силы мои на исходе, писал зашифрованные стихотворения, в которых признавался в том, в чем не мог признаться другим путем. Потом я дотащился до опустевшей палубы, сел на пол и стал вспоминать своих родственничков со смесью сожаления, глубокой меланхолии и тайной радости. Собрав последние силы, я перелез через борт и сразу же пошел ко дну. Ну что? Убедительно? — спрашивает Поэт-Криминолог со странной улыбкой. — Ладно, пойдемте на яхту. Мне очень хочется подняться на борт и найти многообещающее стихотворение Курта.

И вот они, поднявшись по железному трапу на палубу «Урана», направляются к корме.

— Успокойтесь, — говорит Следователь Поэту-Криминологу, — и перестаньте дергаться во все стороны. От какой метки следует отсчитывать эти двадцать шагов? Я ставлю здесь мелом крест и начинаю считать.

— Нет, не так, — крайне возбужденный, прерывает его Поэт-Криминолог. — Оставьте это мне! Вот! Двадцать шагов от кормы до пульта управления. Это здесь, я уверен! Ну, что я говорил? Посмотрите, здесь что-то есть — бумажка, засунутая за штурвал! Итак, развернем ее.