Серж Резвани - Загадка

— Совершенно верно. Но, к сожалению, в жизни нет единственного решения или возможного глобального видения, поскольку наш ум нуждается в том, чтобы задействовать все данные и уже из них создать логичное целое, единственную систему. В этом и заключалась цель моего исследования творчества Найев. Конечно, на практике нельзя придумать единственную систему, охватывающую все современные литературные явления, и я, зная, насколько спорны мои методы исследования, пытаюсь не обращать на это внимания, чтобы избежать умственного бездействия, и надеюсь, что в моей будущей книге, опровергающей первую, соединятся все взаимодействия. То, что я уже нашел в этих рукописях, аннулирует мою первую работу, но в то же время меня возбуждают открывающиеся перспективы. В своей первой книге я выступал на стороне Юлия и зачастую незаслуженно обвинял Карла.

— Постойте, ваша книга появилась еще при жизни тех, чьи произведения и мотивы, которые неразрывно связывали их друг с другом, вы анализировали. И какой же была их реакция?

— О, почти одинаковой.

— Они прочитали вашу работу?

— Думаю, да.

— И одобрили ее?

— Нет. Все были разочарованы. Во всяком случае, я так думаю, поскольку не получил от них ни одного отзыва.

— Всеобщее молчание?

— Вот именно.

— И даже Юлий никак не отреагировал?

— Даже Юлий. Впрочем, ничего другого я и не ждал.

— Вы хотите сказать, что даже Юлий был о себе более высокого мнения?

— Да, видимо, так. Наверное, он не смог смириться с тем, как я провел параллели между ним и Карлом. Я показал не то, что лежало на поверхности, а обрисовал скрытые стороны этих двух разных и в то же время близких людей.

— Еще одна история об антагонистах?

— Еще чего! В литературе подобных историй и так полно! Это невыносимо тяжкое наследство досталось нам из девятнадцатого века. Антагонисты. Видимое и скрытое! Нет, в своей книге я не изображал Юлия антагонистом Карла. Это был бы слишком ожидаемый ход. С одной стороны — «буржуа», с другой — «художник», с одной стороны — обычная сильная личность, со средними умственными способностями, с другой — страдающий человек, раздираемый противоречиями, интеллектуал, слишком умный. Как было бы удобно присовокупить к этой раздвоенности еще и их антагонизм, показать, что именно из-за раздвоенности их отношения стали натянутыми, двусмысленными, что их раздирали противоречивые чувства. Нет, я избежал этой ловушки! По моему мнению, история двух братьев Найев — это история третьего, их брата Арно. В некотором роде они превратились в него и перестали существовать. Эту тему я развил в своей книге. Когда мертвый не может умереть, когда ему не дают умереть, когда испытывают стыд за то, что живут, то эти люди, испытывающие стыд, не вполне живы. Юлий всю жизнь был живым мертвецом, да и Карл не мог жить, не чувствуя за спиной призрака своего брата. А затем это распространилось на следующее поколение. Даже отказ от отцовства Карла Найя может служить симптомом этого несуществования. Точно так же отрицание жизни Юлием и его желание, чтобы дети не воспринимали Карла как отца, объясняется этим смертельным грузом, давившим на него всю жизнь.

— Вы действительно так думаете? И думаете ли вы так до сих пор?

— Хороший вопрос! Признаюсь: очень скоро мое исследование завершилось само по себе. Семейство Найев превратилось в материю, в какую-то вязкую глину, из которой не я лепил, что хотел, а мое исследование делало всё, что хотело. В моей книге они все оторвались от реальности.

— То есть, описав, вы их уничтожили?

— Вот именно! Я не собирался говорить вам об этом сейчас, но то, что я обнаруживаю в различных бумагах, приводит меня в замешательство. Может, моя книга спровоцировала драму на борту «Урана»? Вот что не дает мне покоя. Тексты Юлия, написанные в зеркальном отражении, безусловно, появились в результате того, что я написал в диссертации. Они раскрывают то, что Юлий никогда не решился бы изобличить. Тут есть такие невероятные признания, которые тот, кто хотел выговориться, мог сделать только с помощью зашифрованного письма. У Карла смесь изречений и идеограмм тоже указывает на то, что он перестал доверять словам. После выхода моей книги изменился и тон в дневниках Лоты. И то же самое у Розы и Курта… и даже у Франца. Просмотрев некоторые заметки… я не могу еще этого утверждать, но мне кажется, что они…

— Перестали писать, как раньше. Может, вы их разбудили ?

— Несмотря на поздний час, я рад, что застал вас обоих, — говорит Следователь, входя в номер.