В конце концов Чакырджалы отправился в Каякёй, запер в одном доме всех сельчан, что побогаче и повлиятельнее. Многие из них были родственниками отца Фатьмы.
— Пошлите ага весть, пусть приедет, — потребовал он у заложников. — А до тех пор я буду держать вас под стражей, на одном хлебе и воде. А если никакой надежды на его возвращение не останется, перережу вас всех и уйду в горы.
Родственники слали отцу девушки жалобные письма. Приезжай, мол, а то нас всех убьют, деревню спалят. Их мольбы могли бы тронуть и каменное сердце, но отец Фатьмы не уступал. Жил в Измире, а когда ему там опостылело, переехал в Тире. Это был уже прямой вызов. Дескать, я тебя не боюсь, делай что вздумается, все равно не отдам тебе свою дочь, лучше умру.
Все это время Ыраз помалкивала, держалась так, будто происходящее ее не касается. Но она была глубоко задета оскорблением, нанесенным ее мужу. Совсем высохла от обиды. И когда услышала, что отец Фатьмы вернулся в Тире, не выдержала. Никому ничего не сказав, нацепила револьвер — и прямым ходом в Тире. Едет, сама с собой разговаривает:
— Ухвачу я этого нечестивца за бороду, скажу ему: «Видел ли ты человека достойнее моего мужа? Я ведь не чета твоей дочери. Мой эфе достоин тысячи таких, как она. С тех пор как стоят эти горы, нет и не было ему равных. Тебе бы ценить подобную честь, радоваться, а ты еще выкобениваешься!» Уж я ему выложу все, что думаю. Лишь бы он не улизнул.
Добравшись до Тире, оставила у знакомых лошадь и отправилась разыскивать отца Фатьмы. Напрасно умоляли ее хозяева: «Отдохните, Ыраз-ханым. Хоть малость».
Тот, кого она искала, жил в доме подле рынка.
— Послушай, ага, — сказала ему Ыраз, — я жена Чакырджалы. Открой глаза, посмотри на меня хорошенько. И заруби себе на носу то, что я скажу. Сейчас же вернись в деревню, выдай дочь за моего мужа. Не допущу, чтобы такие, как ты, бесчестили его. Пристрелю как собаку. Эфе, может быть, и пощадит тебя, а я не пощажу, так и знай. Последний раз говорю: сейчас же вернись в деревню. Покуражился — и хватит. И никому не говори, что я у тебя была. Понял?
Не ожидая ответа, она повернулась и ушла. К вечеру была уже в Айасурате.
На другой день отец Фатьмы вернулся. Объявил, что не будет отныне противиться воле Аллаха, сам, своей охотой, выдаст дочь за Чакырджалы. Родственников, томившихся в заточении, освободили. Тесть не только помирился со своим зятем, но и очень его полюбил и всем расхваливал. Свадьбу сыграл он сам. Ко всеобщему удивлению, на ней присутствовала Ыраз.
Так Чакырджалы женился вторично.
13
Дом Чакырджалы стал как бы правительственным домом. Эфе разбирал все деревенские дела, отстаивал справедливость, всячески помогал бедноте — если не сам, то руками послушных ему богатеев.
В Айасурате для него строили новый дом — большой, просторный, с богатым убранством.
Как раз в эту пору к нему приезжали двое итальянцев: генерал и журналист. Оба не могли скрыть удивления при виде разбойника, чья слава облетела всю Европу. Вместо ужасного злодея перед ними предстал человек невысокого роста, вежливый, обходительный, с благородными манерами. Побывали у него английские и французские журналисты. Чакырджалы очень гордился этими посещениями. Знала о них — из уст его людей — и вся округа.
Чакырджалы много раздумывал о своем будущем, о детях и решил купить большое поместье в Милясе. Расплатиться он предполагал наличными, не прибегая к кредиту.
Тем временем над его головой сгущались новые тучи. После того как Чакырджалы вернулся к мирной жизни, все остальные разбойники поднялись в горы. Так, впрочем, бывало всегда. В одной берлоге им не было места. Большинство этих мелких грабителей были его врагами. И теперь они безжалостно вершили расправу над его друзьями и сторонниками: грабили, похищали, требуя выкупа. А Чакырджалы никому не мог помочь. Преследовать весь этот дерзкий сброд было слишком опасно: еще попадешь в засаду. Эфе очень тревожили эти нападения. А тут случилось одно незначительное на вид происшествие, которое окончательно лишило его покоя. Вместе с местной знатью он ездил развлекаться на мельницу. Много ели, пили, вели веселые разговоры. А потом начали состязаться в стрельбе. Право стрелять первым, само собой, предоставлено было Чакырджалы. Поставили стоймя яйцо. Чакырджалы уверенно прицелился, выстрелил. Перед яйцом взметнулась струйка пыли. Еще промах. И еще. Чакырджалы побагровел.
— Наверное, у вас старое оружие, — вежливо предположил стоявший рядом ага.
Читать дальше