Виорэль Ломов - Мурлов, или Преодоление отсутствия

Наталья ему тоже купила книжку-раскраску, чтоб не орал.

Сделали крюк и зашли к деду с бабкой. На полу в прихожей у них, как всегда, был завал обуви, точно тут жили армяне-сапожники или сороконожки. Одних тапок было не меньше десяти пар. И тут же в углу стояли унты и изъеденные молью валенки.

– Мама, да выкинь ты эти валенки!

– Не надо. Отец устилок наделает.

Отец подмигнул. Наделает, мол, наделает. Жди. Ха-ха!

На стене висели, будто ноги манекена, капроновые чулки с луком. Отец указал на лук и как-то с заигрыванием предложил Наталье чашечку кофе.

– Что, кофе купили?

– При чем здесь «купили»? Кофе желаете? Во всех фильмах, когда кто-то заходит в дом, его тут же спрашивают: «Кофе желаете?» Ни разу не видел, чтобы щи предложили, котлету, компот. Непременно кофе, – и он погладил шуршащие женские ноги, набитые луком, и опять многозначительно предложил: – Кофе не желаете?

«Выпил, что ли?» – подумала Наталья и тоже подмигнула ему – мол, а как же, желаем!

А отец снова погладил набитый луком капроновый чулок и позвал:

– Мать! Чего ушла? Пойди сюда!

– Чего тебе? – послышалось из кухни.

– Сюда пойди, говорю!

– Ну, чего тебе?

– Слышишь, шуршат как. Когда тебя по ноге гладишь – не шуршит. А все почему? Лук сухой, а нога женская жирком покрыта.

«Точно – выпил», – решила Наталья и рассмеялась.

Бабка плюнула и вернулась на кухню.

В комнате возле трюмо Мурлов надевал новый костюм. На нем уже были брюки с искрой, нашлепкой на заду и строчкой легкой и прочной, как из стихов Пушкина. Соседский мальчишка вертелся возле Мурлова и допытывался, какой фирмы брюки. Мурлов отмалчивался.

– А все-таки какой фирмы штаны? – в третий раз спросил пацан.

– Хм, – сказал Мурлов.

– Ну что ты пристал к нему? – не выдержала Наталья. – Он же ни одной фирмы не знает. Он штаны различает по двум признакам: целые и драные. Эти – целые.

– Йесъ, мэм! – сказал Мурлов.

Он долго перебирал в шкафу рубашки, точно их там была не одна дюжина. «Да и откуда они здесь? Отцову, что ли, ищет?»

Рубашка была новая, с искрой и пуговками-кнопками, а на плечиках погончики. Не наша рубашка. Мурлов не стал заправлять рубашку в брюки, а выпустил фалды и вместо галстука нацепил большую бабочку, вроде той, за которой гонялся Паганель. Он долго рассматривал ее, поворачиваясь к зеркалу и правым боком, и левым, и снова правым.

– Бабочку надо подбирать с особым тщанием, – напевал он, – все-таки женщина.

«Куда это он так?» – подумала Наталья.

Сверху Мурлов надел пиджак – и тоже с искрой. И весь стал – прямо «из искры возгорится пламя» – сверхторжественный. «Может, ему орден дали? Но рубашку мог и попроще надеть. Эту можно было бы и Димке подарить». Наталья удивилась собственным мыслям.

Ее, однако, так и подмывало сказать, чтобы он все-таки надел рубашку попроще, но Мурлов пару раз крутнувшись, совсем как она сама перед выходом на люди, стряхнул с височков невидимые пылинки-соринки и пошел, ни слова не говоря, прочь.

– Куда это ты так выпендрился? – спросила она.

– А в музей, – остановился Мурлов. – Разве я тебе не говорил?

– Чего в музей-то?

– Да к графу Горенштейну.

– Кто такой?

Мурлов пожал плечами:

– Вот визитка, – он подал ей прекрасно выполненную визитную карточку, атласная рубашка которой переливалась, как южное ночное небо (вот почему он так тщательно подбирает себе рубашку!), а на лицевой стороне изысканным шрифтом было начертано: «Граф Горенштейн. Специальный и Полномочный Представитель ». Ниже шли всевозможные реквизиты, которые почему-то никак не запоминались, сколько ни смотри на них. Наталья рассеянно повертела ее в руках и сунула куда-то.

– За мной сейчас пришлют машину.

– На работу берут? В загранку! – воскликнула Наталья.

Мурлов прижал палец к губам, постучал им о тумбочку и трижды сплюнул налево.

– Подожди-ка, яичек сварю, вдруг прямо оттуда куда-нибудь надолго. Чует сердце, – спохватилась Наталья. Намазала пару бутербродов, отварила пяток яиц, в спичечный коробок насыпала соли. – Зря от курицы отказываешься.

– Что я, на Дальний Восток еду? В музей иду. Невидаль!

– Еще неизвестно. У меня лично ум за разум заходит, зачем это ты графу Горенштейну понадобился? Если время будет, позвони. Телеграмму, письмо – само собой.

– Само собой, – Мурлов недоуменно смотрел на жену. Куда это она его провожает?

Лифт, как всегда, не работал, в нем кто-то отчаянно колотился в дверь и глухо и односложно орал. Мурлов, высоко держа голову, проплыл мимо ошарашенных соседей, не поздоровавшись с ними. У двери лифта на первом этаже на опрокинутом ведре сидела прилично одетая старушка в черном платье с протянутой рукой.