Антон Гопко - НОВАЯ КВАРТИРА

«Сейчас допью чай и скорее гулять, прочь из этого полумрака», — думала Маруся, судорожно и звучно всасывая кипяток из гранёного стакана, украденного когда-то в студенческой столовой. И пока последние капли горячей жидкости ещё жгли ей пищевод, сообщая пьянящее тепло всему телу, девушка уже застёгивала куртку.

Она не стала дожидаться лифта, лёгкими прыжками соскочила по лестнице и выбежала из общежития, миновав у входа только что вышедших на ночное дежурство охранников, своими бодрыми лицами вносивших диссонанс в усталый уют осеннего вечера.

Маруся шла по Загородному шоссе в сторону центра, привычно обводя взглядом тяжёлые тёмно-серые туши старых блочных девятиэтажек с длинными и широкими ранами-трещинами на стенах, кое-где уже затянутыми цементными шрамами. Внимательно изучила — не появилось ли чего нового — каркасы строящихся зданий, освещённые яркими прожекторами, отчего казавшиеся белыми и напоминавшие скелеты динозавров. Маруся уже открыла для себя, как просто стать счастливой от холодного воздуха, поэтому она быстро шагала, дыша во всю грудь и не обращая внимания не мелкие снежинки, щекотавшие ей лицо. Но желанного спокойствия и умиротворения не приходило. На душе у Маруси было сумрачно — она думала о Лизе.

Анжела вызвала в ней смятение своим упоминанием о мимолётном визите Лизы. «Она ведь так давно уже не была у меня. Чего же ей было нужно? Неужели просто за перцем? Нужно пойти выяснить», — размышляла Маруся, и мысли погружали её в уже ставшие далёкими воспоминания. Самое начало первого курса. Она селится в общежитие, гадает, с кем её поселят. Ещё не прошла летняя эйфория: «Я поступила!» — и на этой почве хорошее, радостное отношение ко всем. Впрочем, к этим настроениям уже стал примешиваться страх неизвестности и дискомфорт пребывания в незнакомом шумном городе. И вот они появляются по очереди: Анжела, Лиза, Таня. Вначале наиболее интересной ей показалась Таня. Но Таня почти сразу переехала жить к родственникам, стала так называемой «мёртвой душой». А потом Маруся разговорилась с Лизой, совершенно случайно… Или нет. Она даже остановилась на мгновение. Она уже не помнила, как там было дело вначале. Но тот разговор — двадцать третьего сентября — Маруся запомнила навсегда. Такого полного чувства единения, взаимопонимания у неё никогда ни с кем ещё не было. Лизу тошнит на каруселях и Марусю тошнит на каруселях, Маруся не любит мороженое и Лиза его терпеть не может, обе любят все каши, кроме манной, и все супы, кроме харчо, обе поступили, набрав одинаковое количество баллов, и так далее, и так далее. Маруся никогда не забудет, как очертя голову она бежала в киоск за вином, чтобы отметить столь внезапно начавшуюся дружбу. А она-то и не думала, что будет с кем-нибудь пить в Москве! Тогда был тёплый сентябрьский вечер, один из последних. Солнце своими ласковыми косыми лучами щекотало бока унылых хрущёвок, как будто тщетно пытаясь их рассмешить.

Лиза приехала в Москву практически без средств к существованию и при этом всегда держалась гордо, уверенно, независимо. Только Маруся видела всю её незащищённость, и ей так хотелось чем-нибудь помочь Лизе. Они стали вместе питаться, вместе учиться. Однажды, заметив, что, проходя мимо рынка, Лиза всё время заглядывается на один свитер, Маруся купила его и подарила подруге. Этот подарок доставил Марусе даже больше радости, чем Лизе. Впоследствии их ещё больше сблизила веселая вражда с тупой и угрюмой Анжелой.

Если Лиза болела, это было для Маруси настоящим праздником. В такие дни она не ходила учиться, а оставалась с больной. Маруся не разрешала Лизе вставать, поила её горячим чаем, бегала в аптеку и часами сидела на краю кровати, глядя на Лизу заботливым взглядом и болтая с ней обо всём на свете. А когда Лиза начинала поправляться, то Марусе с одной стороны было приятно видеть, как она улыбается, как её голосу возвращается уверенность и звонкость, но в то же время Маруся не могла совладать с грустью, что время, когда Лиза всецело принадлежала ей, подходит к концу.

Вспоминая, она, тем временем, подошла к окрестностям знаменитой больницы Кащенко. В тёмном парке, куда не доходил свет фонарей, а снежинки падали реже, она пошла по направлению к пруду, глядя под ноги и улыбаясь своим воспоминаниям.

Кащенский пруд своей гладкой поверхностью тускло отражал городские огни. Всё вокруг как будто спало: и тихая грязная вода, и мрачная ограда больницы, и ярко освещённая будка сторожа, и голые высокие деревья. Далеко, на противоположном краю пруда, возле самой воды сидели на корточках двое молодых людей и тихо-тихо разговаривали. И плавно, как бы тоже погружённые в сон, ехали по Загородному шоссе машины. «Как мне одиноко!» — невольно подумала Маруся.