Вольфганг Херрндорф - Гуд бай, Берлин!

– Да-да! – сказал Вагенбах.

Дверь открыл Форман, наш директор.

– Извините, я вас на секунду прерву, – сказал он и огляделся с серьезным видом. – Гимназисты Клингенберг и Чихачёв здесь?

– Только Клингенберг, – ответил Вагенбах.

Все повернулись в сторону двери. Там стоял не только Форман. За Форманом в полумраке коридора видны были две фигуры в форме. Широкоплечие полицейские в полном обмундировании, с наручниками, пистолетами, со всеми делами.

– Тогда я попрошу гимназиста Клингенберга выйти на минутку, – сказал Форман.

Я поднялся так непринужденно, насколько это возможно, когда у тебя дрожат колени, и бросил последний взгляд на Вагенбаха. Придурковатая ухмылка исчезла с его лица. Он все еще был немного похож на мультяшного медведя-дебила, но в настоящем мультике ему бы в этот момент нарисовали крестики вместо глаз и волнистую линию вместо рта. Я чувствовал себя просто шикарно, несмотря на трясущиеся колени. Впрочем, это чувство улетучилось, как только я оказался в коридоре рядом с полицейскими.

Форман, очевидно, не знал, что сказать. Лица обоих полицейских ничего не выражали. Один из них жевал жвачку.

– Вы хотите поговорить с ним наедине? – спросил наконец Форман. Тот, который с жвачкой, удивленно посмотрел на директора и пожал плечами. Как будто хотел сказать: «Да нам без разницы…»

– Может быть, вам нужно помещение, чтобы спокойно поговорить? – продолжал Форман.

– Мы быстро, – сказал второй полицейский. – Это ж без повестки. Мы, можно сказать, просто решили по дороге заглянуть, потому что… ну, просто решили заглянуть.

Молчание, взгляды. Я почесал у себя за ухом.

– Мне там пришлось прервать телефонный разговор, – наконец не очень уверенно сказал Форман. И, уже уходя, бросил через плечо: – Надеюсь, все прояснится!

И ушел. Полицейский с жвачкой спросил:

– Майк Клингенберг?

– Да.

– Науэнштрассе 45?

– Да.

– Ты знаком с Андреем Чихачёвым?

– Да. Мы друзья.

– Где он?

– В Блайене. В Блайненской спецшколе.

– В интернате?

– Да.

– Я же говорил, – сказал второй полицейский.

– Давно он там? – спросил первый и взглянул на меня.

– С суда. Точнее, его туда чуть раньше отправили. То есть две недели или около того.

– Вы общаетесь?

– Что-то случилось?

– Я спросил: вы общаетесь?

– Нет.

– Я думал, он твой друг?

– Да.

– И?

Какого черта им надо?

– В этом интернате первые четыре недели нельзя ни с кем общаться. На четыре недели их там строго ограждают от всяких внешних контактов. Вы это лучше меня должны знать, наверное.

Первый полицейский жевал, широко открывая рот. После мультяшного медведя-дебила это было настоящее облегчение.

– Так что случилось? – спросил я.

– «Нива», – сказал второй полицейский. Он подождал моей реакции. «Нива». – Угнали «Ниву» с Анненштрассе.

– С Керстингсштрассе, – поправил я.

– Что?

– Мы угнали машину с Керстингсштрассе.

– С Анненштрассе, – повторил полицейский. – Позавчера. Старая развалюха. Перемкнули провода. Сегодня ночью ее нашли около Кёнигс-Вустерхаузена. Разбита, восстановлению не подлежит.

– Вчера, – сказал первый полицейский. Два жевательных движения. – Вчера нашли. Угнали позавчера.

– То есть вы сейчас не про нашу «Ниву»?

– Что значит – нашу?

– Ну, вы же знаете…

Полицейский надул пузырь из жвачки и с треском лопнул его.

– Машина с Анненштрассе.

– И какое я имею к ней отношение?

– В том-то и вопрос.

Вот тут до меня и стало потихоньку доходить, что с нас с Чиком, наверно, следующую сотню лет будут спрашивать за каждое угнанное в Марцане ведро с гайками.

Но на Анненштрассе я быть не мог, потому что весь день возился с психами в дурдоме, а вечером был на тренировке по футболу. Да и в том, что Чик, который сейчас живет в закрытом интернате, к этому не имеет никакого отношения, убедить полицейских было несложно. Забавно, но, кажется, они заранее об этом подозревали. Особенно второй, который постоянно повторял, что они просто, чтоб не запариваться с повесткой, решили заглянуть по пути. Они и записывать ничего не стали. Я даже чуть-чуть разочаровался.

Тут прозвенел звонок, и дверь класса распахнулась. Тридцать пар глаз, в том числе глаза мультяшного медведя, уставились на нас, и было бы гораздо круче, если б полицейские в этот момент огрели меня дубинкой. Майк Клингенберг, опасный преступник. Но они собирались только прощаться и уходить.

– Мне с вами к машине пройти? – спросил я. Второй полицейский тут же взорвался: