Мартин Сутер - Small World

Урс понятия не имел. Ей помог свекор.

— Его мать звали Анной. Но почему он должен бояться ее?

— А не она ли спихнула его маленьким ребенком какому-то крестьянину?

— За это можно возненавидеть. Но бояться?

— Может, мы не все знаем.

Томас Кох пожал плечами, встал и извинился. Стареющий плейбой на перепутье между браками, подумала она.

Симона никак не могла уснуть. Среди ночи ей пришла в голову одна идея. Она встала, спустилась вниз в вестибюль и стала дожидаться возвращения свекра. Когда тот наконец ввалился с остекленевшими глазами, она давно уже заснула в кресле, но, вспугнутая грохотом, тотчас же спросила:

— Она была рыжая?

— Женщин много есть на свете… — запел он, повеселев.

— Мать Конрада, я про нее.

Томасу потребовалось время, пока он сообразил, что к чему. Потом засмеялся:

— Рыжая, как черт.

— Старые фотографии? Но у меня нет их. Зачем? Чтобы видеть, как я состарилась? — Эльвира сидела в «утренней» комнате и разговаривала с Симоной. — Зачем они тебе?

— Я хочу показать их Конраду. Иногда таким способом удается вывести больного из состояния апатии.

— У меня ничего нет.

— У каждого есть хоть какие-то фотографии из его прошлого.

— А у меня нет. Симона сдалась.

— Ну, по крайней мере ты должна знать, почему он боится собственной матери?

— Может, потому, что из него не вышло ничего путного, — улыбнулась Эльвира.

— Что она была за женщина?

— Тот тип женщины, которая скрывает от нацистского дипломата своего ребенка ради того, чтобы тот на ней женился.

— Но она ведь была одно время твоей лучшей подругой?

— Анны уже давно нет в живых, и я не хочу о ней говорить.

— Как она умерла?

— Во время бомбежки в поезде, насколько я знаю.

— И у нее были рыжие волосы?

— Разве это имеет значение, какого цвета были ее волосы?

— Конрад испугался новой сестры. А у нее волосы рыжие.

— Анна была блондинкой.

— Томас сказал, она была рыжая, как черт.

— Томаса теперь уже тоже стала подводить память.

Монсеррат работала в доме всего только месяц. Она была племянницей Канделярии, неустанно старавшейся пристроить членов своего обширного семейства на вилле Кохов. Монсеррат взяли горничной.

— Сегодня сеньора заходила в кабинет дона Коха, — рассказывала она Канделярии за обедом. — Она что-то искала в его письменном столе.

— Ты постучала?

— Я думала, там никого нет, я ведь видела, как он ушел.

— Всегда надо стучать.

— Даже если знаешь наверняка, что в комнате пусто?

— Даже если от дома не останется ничего, кроме двери.

Монсеррат было всего девятнадцать, и ей еще многому предстояло научиться.

Урс ничем особенно помочь не смог. Симона завела разговор на эту тему за обедом, раз уж выдался такой редкий случай, что Урс обедал дома.

— Зачем тебе старые фотографии? — спросил он с раздражением, снова почувствовав какую-то связь с ее последним хобби по имени Конрад Ланг.

— Специалисты порекомендовали посмотреть вместе с ним старые фотографии и использовать его прошлое как привязку к настоящему. Но похоже, в вашем драгоценном семействе этого не водится.

— У Эльвиры все полки забиты альбомами со старыми фотографиями.

— Она мне ни одной не дает. Говорит, что не знает, где они лежат. Он недоверчиво рассмеялся.

— В ее кабинете, в книжном стеллаже. Навалом.

Симона дождалась трех часов дня — момента, когда Эльвира заканчивала обычно свою работу с корреспонденцией. Она отправилась на «Выдел» и постучала в дверь кабинета.

— Да? — отозвалась Эльвира нелюбезно. Симона нарушила табу этого дома. Когда Эльвира находилась в своем рабочем кабинете, никто не смел ее тревожить. Симона вошла.

— Урс сказал, что ты хранишь все фотографии здесь. Может, ты разрешишь взять несколько из них на время? Эльвира сняла очки.

— Видимо, Урс давно здесь не был. Разве здесь есть где-нибудь фотографии? — И она указала на книжный стеллаж рядом с ней.

Там стояло несколько папок-скоросшивателей, ряд выстроенных в хронологическом порядке годовых отчетов заводов Коха, перечень ассортимента выпускаемой ими продукции, восемнадцатитомная энциклопедия и две фотографии в рамочках — Эльвира с первым и со вторым мужем.

И больше ни одной фотографии, ни одного альбома.

— Может, дело в том, что никто не должен видеть, как она молодеет год от года? — засмеялся Томас Кох, когда Симона рассказала ему об этом.

Она застала его в наилучшем расположении духа. Он только что принял решение провести праздники на яхте Баренбоймсов, плававшей в Карибском море с превеселенькой компанией на борту. Он, конечно, встретит Рождество — неписаный закон — на вилле «Рододендрон», но уже утром улетит на Кюрасао и там поднимется на яхту «Why not?"'. В сопровождении Саломеи Винтер, двадцати трех лет.