Виктор Галданов - Банка для пауков

— …и лично вы, дорогой Вано Авессаломович, — прочувствованно завершал мэр, — стали для нашего города и другом, и защитником, и кормильцем! Вашими усилиями и заботой наши юноши становятся мужественными и закаленными!..

«И активно пополняет ряды бандитов и рэкетиров…» — в тон ему пробормотал лейтенант Иващенко.

— Хорошеют и расцветают на глазах наши девушки! — восклицал мэр.

«…которых вы потом продаете в арабские бордели…» — подхватил лейтенант. В наушниках ему отозвалось несколько смешков его коллег, охраняющих покой мероприятия.

— Благодаря вам непрестанно ширится меценатство среди наших банков и торговых фирм…

«… которых вы обложили нещадной данью…»

«Тишина в эфире! Кто там пиз…т?» — строго произнес в наушниках голос майора Зайцева.

Неожиданно ему ответили три слова. Три непечатных слова, которые русские дети выучивают сразу же после слова «мама».

«… твою мать…» — тихо сказал лейтенант Иващенко. И еще раз повторил, но уже чуть громче.

«Лейтенант! — опешил майор. — Вы соображаете, что говорите со старшим по званию?..»

«В зале снайпер, товарищ майор! Ей-Богу, снайпер! Я вижу луч от лазерного прицела. Мамой клянусь, вон он сидит…»

И лейтенант Иващенко, проследивший за движением красного зайчика указал пальцем как ребенок на воздушный шарик на человечье тело, раскорячившееся под куполом арены. Он даже не слышал, что на самом деле истошно выкрикивает эти слова в полной тишине, поскольку отвлеченный его голосом мэр оторвался от своей бумажки и тоже воззрился на него, а потом (по его пальцу) наверх.

И сам юбиляр, услышав этот вопль, совершенно неприлично прервавший речь мэра, резко обернулся в сторону портала, откуда тот доносился. Затем он перевел взгляд на мэра, собираясь видно жестом успокоить его — но мэр не смотрел на него. Он запрокинул голову и уставился носом вверх. И туда же были устремлены взоры всех в этом зале. А там, в вышине, чернело что-то, похожее на гигантскую муху в паутине тросов, в освещенном стеклянном стакане. И эта муха искрилась красным. Совершенно непринужденно рубиновый лучик блеснул прямо в глаза Вано, потом перепрыгнул и преломился в стакане с водкой, которую тот держал в застывшей руке. Затем он скакнул на несколько сантиметров вверх и… Вано будто физически почувствовал, как он уселся на его переносице. Он сморгнул, чувствуя себя совершенно голым и беззащитным под взглядами сотен людей — и увидел как в полусотне метров от него из дула винтовки блеснул огонь.

В те доли секунды, которые потребовались пуле, чтобы долететь до головы Вано и впиться в переносицу между густыми сросшимися бровями, он не успел бы пошевелить и мизинцем. И в то же время перед взором его пронеслись поразительно богатые и насыщенные яркими красками и впечатлениями картины. Он увидел себя крохотным мальчонкой, описавшемся в классе, прямо на уроке — и мальчишки плясали вокруг него, и хохотали, и тыкали в него пальцами; и еще он увидел себя подростком, ворующим со двора соседское белье, развешанное через двор от окна к окну (ох и досталось же ему тогда от родной мамашки); и юношей, впервые познавшим женщину в облике вокзальной проститутки в компании с шестью дружками, которая всех их наградила триппером; и убийцей, когда он впервые купил «вальтер» и пристрелил того козла, подонка, который все никак не хотел отдавать ему деньги, и все тянул и тянул c возвратом долга… как же его звали?.. И еще он увидел себя мужчиной, когда принимал на руки только родившегося красненького сморщенного Тенгизика, какой он был крохотный, какой нежностью и заботой, и гордостью преисполнилось сердце отца при виде наследника… Этих самых мгновений, едва хвативших ему, чтобы еще разик моргнуть, вполне хватило и пуле для того, чтобы преодолеть разделявшие их полторы сотни метров, разворотить ему надбровную дугу, пробить мозг, произведя в нем буквально взрыв, и, выхватив из затылка часть черепа шириной в два кулака вылететь вместе с мозгами и кровью прямо в лица остолбеневших за спиной Вано «секьюрити» из его же частной охранной фирмы.

Зал только ахнул. И пока половина зала лезла правой рукой в левые подмышки за своими пистолетами, снайпер выскочил из стеклянного стакана и, положив руками в черных перчатках свою винтовку, как перекладину, на натянутый трос, быстро-быстро заскользил, буквально понесся по нему вниз и вбок, к стене. И пока две сотни пуль взрывали вдребезги стекло стакана, он все быстрее несся к стеклянной стене зала.