Илья Стогов - mASIAfucker

Книжный приемщик был жлобом. Купюры он отсчитывал так, словно делился заначкой, предназначенной для покупки необходимого ему героина. Молодой человек купил шампанское, два пластиковых стаканчика и шведскую шоколадку. Позвонил ей, предложил погулять в Павловске.

Неподалеку от входа в парк старушка продавала орехи. В мешочках их лежало больше двух дюжин видов. На одном было написано: «СОЛЕНЫЕ. Белок не кормить!»

Белки появились почти сразу. У них были серые, уже зимние, хвосты. Он все равно попробовал бросить им соленых орехов. Белки осадили его презрительными взглядами.

Аллеи были видны до самого конца — на километры вперед. Ветра не чувствовалось, но листья все равно подрагивали, словно пальцы психопата. Кое-где виднелись присосавшиеся к березовым стволам… как это называется?., наросты?., древесные грибы?., выглядели они, как гномы, насилующие Клаудию Шифер.

Какое-то время он молчал и хмурился. Потом забыл, что хмурится, стал улыбаться, в парке ногами зарываться в груды мертвых листьев, поднимать их с земли, бросать в девушку.

Листья были цвета только что отрезанного сыра. Редкие зеленые смотрелись на фоне желтых как болезнь. Один раз он поднял с земли совсем крошечный листок и подумал, что, наверное, это листик-детеныш.

Потом они обогнули пруд. Вышли на огражденный балкон, висящий над текущей по парку рекой. Внизу начинался XVIII век.

Там стояла желтая, с белыми колоннами беседка… придет ли кому-нибудь в голову беседовать в подобном строении? Еще из земли торчали каменные вазы на постаментах. Семь тысяч раз подряд слева за вазами заходило солнце и начиналась ночь. Возможно, вазам было страшно одним, ночью, в пустом и холодном парке.

Было не просто тихо, а так тихо, как бывает лишь в Павловске той осенью, когда ты знаешь, что скоро окажешься женат, и кроме этого не осталось ничего во всем мире.

Она тоже чувствовала эту тишину… и еще тихий смог над текущей внизу речкой.

Спустя секунду из-за поворота тропинки к реке вырулила толпа тинейджеров в широченных, висящих на бедрах штанах. Из их магнитофона, распугивая белок с серыми хвостами и сшибая листья с кленов, ревел голос Дейва Гэана, советовавшего «Enjoy the Silence».

Девушка тоже понимала по-английски. Улыбнулись они одновременно.

Он протянул ей руку, помог спуститься по грязному склону, из которого торчали камни и сгнившие корни деревьев. На границе парка и спуска к реке, там, где начинались голые и ровные склоны холмов — слишком голые, слишком ровные, скорее всего искусственные, — они отыскали корявое, изгибающееся во всех возможных направлениях дерево. Возможно, дуб. Одна из ветвей отходила от ствола низко, у самой земли, параллельно склону. На нее, как на скамейку, они и сели.

Он достал из рюкзака шампанское. Протянул ей стаканчик. Пальцы, которыми она его держала, заканчивались красивыми длинными ногтями.

Когда они допили шампанское, он отбросил пустую бутылку в траву. Может быть, ей тоже придется провести здесь семь тысяч закатов подряд.

Потом закапал дождь. Ни единого слова так и не было произнесено. Впрочем, оба понимали, что предложение сделано и ответ на него получен положительный.

Выбравшись из-под ветвей дуба… а может, не дуба?., они быстро промокли. По ее скулам сбегали серые от туши капли. По тропинке, по которой они полезли вверх, сбегали коричневые от грязи ручейки.

Пока они шагали до станции, дождь еще усилился. Это был очень озябший дождь… почти снег… осени в том году практически не было, и зима началась быстро.

Брак — это такая штука… в словосочетании «семейная жизнь» главным словом является «жизнь». То есть ты один раз говоришь: «Да. Согласен» — и потом долгие годы просто живешь рядом с другим человеком… а он (она) живет рядом с тобой… долгие-долгие годы…

Если тебе не понравится то, как ты проводишь время, можно попытаться свалить. Я вот, например, попытался.

Я сел на поезд и оказался здесь… а жена со смешным, ползающим по купленному на мои гонорары ковровому покрытию домашним зверьком осталась дома… единственное, чего я теперь хотел, — тоже почувствовать пальцами ног это ковровое покрытие.

До этого оставались несколько тысяч километров… и еще оставалось понять, что, как ни странно, я вовсе не всегда бываю прав… и, может быть, стоит попробовать хоть иногда просить прощения… не очень часто, но попробовать стоит.

Я проснулся на верхней полке девятого вагона. Транссибирский экспресс приближался к станции Логовушка. Название звучало одновременно ласково и настораживающе.