Илья Стогов - mASIAfucker

После кафе мы еще раз поймали машину. Таких такси, как в Самарканде, я не видел уже лет пятнадцать.

Водитель сажал тебя в салон своего драндулета, потом сажал туда же полдюжины попутчиков, сперва развозил по домам их всех, а о тебе старался не вспоминать. Встречая приятелей, он глушил мотор, выбирался наружу и долго вел светские беседы. Впрочем, и стоила поездка тоже копейки.

На светофоре рядом с нашим такси стояли ушастые ослики, впряженные в тележки. Снаружи, рядом с дворцами и минаретами, прямо на тротуар какали маленькие дети.

Самаркандские авиакассы были просторны и абсолютно безлюдны. Женщины в белых рубашках и синих галстуках подставляли лица вентиляторам. Когда я подошел к стойке, авиакассирша не обратила на меня внимания. Я сказал, что хочу улететь в Россию.

— Гражданам России все только за доллары.

— Я в курсе. Я согласен.

— Куда вы хотите улететь?

— Вообще-то, в Петербург. Но готов согласиться на любой русский город. Вообще на любой.

Женщина даже не попробовала щелкнуть по клавишам компьютера. Она просто сказала, что билет на самолет можно купить исключительно в Ташкенте.

Я достал из кармана пачку долларов. Выглядели они, на мой вкус, довольно аппетитно. Внешний слой пачки составляли стодолларовые купюры, а более мелкие я засунул в середину.

Глядя кассирше в глаза, я сказал, что ОЧЕНЬ хочу улететь. Она сказала, чтобы я подождал ее снаружи, возле автобусной остановки.

Я успел выкурить две сигареты подряд, и только потом женщина, озираясь по сторонам, ко мне подошла.

— У тебя есть регистрация в узбекской милиции?

— Нет.

— Обязательно получи. Без регистрации тебя не выпустят из страны.

— Хорошо. Я получу.

— Куда тебе лететь?

— В Россию. В любой город России. На самый ближайший рейс.

— Понимаешь, это действительно невозможно.

Я молчал. Зачем-то ведь она велела мне подождать снаружи, правда?

— Билеты с вылетом из Ташкента продаются только в Ташкенте. Они ведь не дураки, чтобы терять такие деньги. Ни единого места нам не дают, все держат для себя.

— И?

— У меня есть знакомая в ташкентских кассах. Я могу с ней поговорить. Могу даже съездить в Ташкент, купить тебе билет и привезти сюда.

— И?

— $500.

— Нереально.

Она долго объясняла, сколько стоит билет, сколько ей придется дать коллеге из ташкентских касс и (я умею считать?) сколько после всего этого останется ей… а ведь работы здесь не меньше чем на двое суток.

Я развернулся и, не прощаясь, ушел. Я понял, что умру в этом пыльном городе, но мне было наплевать.

После авиакасс мы поехали искать гостиницу. В первой, в которую привез меня Абдула-Умар, тетечка из «reception» сказала, что не может меня принять: у них нет лицензии на обслуживание иностранцев.

Во второй лицензия была… а еще прямо в холле там была драка… все били всех… стулья и черепа трещали, а горничная была настолько пьяна, что даже с третьей попытки не смогла ответить мне, сколько у них стоят номера.

Остановиться удалось лишь в третьей по счету гостинице. Женщина в цветастом азиатском платье долго вела переговоры с Абдулой-Умаром, торговалась относительно цены, широко улыбаясь, спросила, что за подарок я ей подарю, выписала в качестве квитанции об оплате рукописную грамотку, велела никому ее не показывать и, озираясь по сторонам, отвела в номер.

За окном номера на газоне паслась тощая корова. Я бросил рюкзак, всполоснул лицо и спустился обратно в холл. По дороге почувствовал, что за сегодняшний день успел стереть ноги на всем не очень длинном протяжении от паха до пяток.

Прапорщик курил сигареты и тосковал. Ему хотелось не бродить по жаре, а валяться на подушках и пиалами пить водку.

— Что теперь?

— Не знаю. Я бы переждал где-нибудь жару.

— Пошли пообедаем?

— Тетка в кассах говорила, что мне нужна какая-то регистрация.

— Нужна.

— Давай получим регистрацию?

— Поехали. Давай получим. Но потом — сразу обедать, ладно?

Здание самаркандского ГУВД было одноэтажным и таким же пыльным, как все в этих краях.

Никаких табличек, типа «Сходящих с ума русских отпаивают валерьянкой в такой-то комнате и там же регистрируют», я не нашел. Мы зашли в первый попавшийся кабинет. Там шел допрос мохнатого узбекского уголовника, наручниками прикованного к столу. Судя по виду, тот обвинялся не меньше чем в каннибализме.

На нас никто не обратил внимания. Абдула-Умар постоял, послушал, о чем спрашивают уголовника, а потом забыл обо мне, подсел за стол и тоже начал задавать какие-то вопросы.