Илья Стогов - mASIAfucker

Как вам времяпрепровождение?

Ходить на работу я не желал. Вернее, не мог себя заставить. Не мог понять: зачем?

Раньше какая-то работа у меня была. То есть я раскладывал на редакционном компьютере пасьянс «Косынка», а редакция платила мне в качестве зарплаты цифру, которую удавалось у компьютера выиграть.

Теперь на жизнь приходилось зарабатывать путем написания статей для московских глянцевых журналов. Таких, знаете: «Дорогой-читатель-сейчас-я-расскажу-тебе-ТАКО-О-ОЕ-что-ты-вскроешься… не-обращай-внимания-что-подобным-говном-тебя-кормили-уже-тысячу-раз».

Редактора считали, что статьи у меня получались хорошие, дорогостоящие. Каждый месяц мне заказывали минимум одну такую статью. Это был выгодный бизнес. Одна беда: за гонорарами приходилось каждый раз ездить в Москву. Переводить деньги по почте москвичи отказывались.

Каждый приезд оборачивался походом по клубам. Смотреть, как редактора-деньгодатели накачиваются алкоголем, входило в стоимость статьи.

В этот раз все началось с пары пива в уличном кафе рядом с засаленным зданием, в котором квартировало большинство глянцевых редакций. Оттуда меня на такси повезли в центр.

В машине водителю было велено вырубить ту херню, которая играла в радио, и поставить кассету с группой «Ленинград». Водитель сказал, что у него нет магнитофона — только сиди. Редактора не растерялись и сказали, что «Ленинград» у них есть и на CD тоже. Беззубый ленинградский панк сообщил водителю, что является алкоголиком и придурком.

В центре Москвы были грузинская шашлычная, буфет в Доме то ли кино, то ли архитекторов и пустой в столь ранний час клуб…

Еще мы сидели за пластиковым столиком в уличном кафе неподалеку от Зоопарка. Рядом обедали два уличных фотографа. Они пили пиво из бутылок, а обезьян, с которыми могут сфотографироваться детки, фотографы посадили в сумки и кидали им внутрь кусочки вяленой рыбы.

На этой стадии ряды начали таять. Кинообозреватель желтой, как гепатит, газеты, уснул за столом. Небритый дизайнер мужского журнала сказал, что жаль, но ему пора на работу. В девять вечера я сказал, что мне пора на вокзал. Провожать меня поехали всего двое.

Мы сели в вокзальном буфете. С интервалом в десять минут группа бомжей из-за соседнего столика засылала ко мне парламентера, который стрелял пару рубликов. Я не отказывал. Полученный гонорар был столь огромен, что не умещался в кармане.

Первого провожающего звали Макс. Понятия не имею, чем он занимался в своем журнале. Познакомился я с ним на вечеринке в московском заведении «ПирО.Г.И.» Нас представили друг другу в тот момент, когда долговязый нескладный Макс бил по лицу изможденного кинорежиссера, который попытался приударить за максовской girlfriend.

Еше провожать меня поехал парень, который без конца чистил обувь. У него не было денег на сигареты, зато обувь выглядела отлично.

Макс интересовался:

— Сколько тебе лет?

— Много. Тридцать. Даже тридцать один.

— Тридцать один? А чего врешь?

— Я не вру. Я так и сказал: «тридцать один».

— Сначала ты сказал «тридцать». Ты стесняешься своего возраста? Не стесняйся. Шнуру, кстати, тоже тридцать один. И всем нормальным парням в этом году исполняется ровно тридцать один. Ты, кстати, нормальный парень?

— Так себе.

— А почему ты тогда не любишь Шнура? Так и скажи, что завидуешь ему.

— Я? Ему? У него же зубов нет!

— При чем здесь зубы? Шнуру, кстати, все завидуют.

— Ну, раз все, то и я. Признаюсь: немного завидую, да. Зато Земфира посвятила мне песню. А Шнуру кто-нибудь посвящал песню?

— Земфира, кстати, жаба.

— Земфира круче, чем Бьорк! Только не такая sexy.

— Тридцать один год… это ведь очень много… это ОЧЕНЬ много… кстати, самое интересное в твоей жизни уже прошло… ты в курсе?

— Сколько тебе, умник?

— Я молод. Мне 26. А ты все — свое отжил. Что за кассета у тебя в плейере?

— Это не плейер. Это радио.

— Радио? А я думал, Шнур.

— Я настолько не люблю Шнура, что отказываюсь от своего возраста. Мне не тридцать один. Мне пятьдесят шесть. Вернее, сто пятьдесят шесть.

— О как!

— Целое поколение мутантов. Всем — тридцать один. Почему так, а?

— Генетика. Кстати, давайте выпьем за генетику!

Я посмотрел на часы. До поезда домой оставалось еще два с половиной часа. Я не был уверен, что вынесу общество парней еще хотя бы десять минут.

Парни пили водку, а я не пил. Уже почти год я не пил водку, не пил пиво, не слушал Шнура из группы «Ленинград», который, по слухам, пьет и то и другое… я прятался от мира, а мир этого не замечал.