Мортен Рамсланд - Собачья голова

«Осторожнее на ступеньках!» — закричала медсестра, когда ноги Аскиля начали угрожающе подкашиваться под ним. «Осторожно!» — крикнула она снова, перед тем как Аскиль потерял равновесие. Никто не услышал тихого щелчка, когда левая нога Аскиля сломалась прямо над лодыжкой.

Когда они наконец пересекли датскую границу, мир стал почти неузнаваем. Здесь не было никаких следов войны, не было превращенных в руины городов, и всякий раз, когда автобус останавливался, его окружала шумная толпа людей. Аскиль, одна нога которого теперь была крепко перебинтована, открыл окно, и в руке у него оказалась роза. Ее протянула девушка, которой обязательно нужно было еще и поцеловать его в щеку. «Всем нашим героям», — прошептала она, взяв его за руку. Через минуту ее оттеснили трое молодых людей. «Как там? — поинтересовались они. — За что вас посадили?»

Благодаря графу Фольке Бернадотту дедушка остался в живых, избежал «маршей смертников» в последние дни войны и вот теперь плыл по безмятежным голубым водам Эресунна. В Швеции все окружающее наконец стало казаться ему хорошо знакомым, но до конца войны еще оставалось несколько недель, и Аскиля поселили в Рамлёсе, где ему подлечили больную ногу и подкормили в палате для истощенных пленных. Наверное, должно было наступить облегчение, но такого не произошло. Вместо этого ему стали сниться сны. Ему начали сниться те сны, которые потом будут мучить его всю оставшуюся жизнь. Ему снился Герман Хемнинг, бросившийся в противоположную сторону, когда они вместе бежали из лагеря. Именно охваченное ужасом лицо Германа преследовало Аскиля в кошмарах. Не что-нибудь другое. Не собаки-ищейки, что ранним утром подбежали к дереву, на которое Аскиль забрался, спасаясь бегством где-то на востоке Германии. Не два человека в форме, которые теперь, когда сбежавшему заключенному уже некуда было деваться, брели к его дереву чуть ли не прогулочным шагом. Один из них был роттенфюрер СС Майер, другой — рядовой, которого Аскиль прежде никогда не видел. И не собака, которая вцепилась в его лодыжку, и не удары прикладами винтовок, которыми они гнали его по замерзшим кочкам до того самого холма, где их ожидали еще двое. Один из них стоял на коленях на заиндевевшей земле, избитый и дрожащий от холода, как и Аскиль, а другой, еще один неизвестный рядовой, стоял, нацелив ему в лоб винтовку. Аскиль оцепенел, когда понял, что стоящий на коленях человек — это Герман. Он все время думал, что тот в безопасности. Что ему удалось спастись, раз ищейки взяли след Аскиля.

«Ну что ж, посмотрим, у кого сильней воля к жизни, — предложил Майер, — устроим небольшое состязание — или убьем их обоих?» Это была какая-то темная история, которую Аскиль никогда не рассказывал полностью, хотя и возвращался к ней всякий раз, когда напивался. Я представляю себе, как еще одно истошное «НЕТ!» рождается внутри Аскиля. Блестящий пистолет Майера сверкнул в утреннем сумраке, и две пары глаз уставились друг на друга: Германа Хемнинга и Аскиля, бросившихся после побега в разные стороны. «Удачи тебе, приятель», — было последнее, что они сказали друг другу, и вот они снова встретились, избитые, дрожащие от холода, оба готовые драться за свою жизнь в альтернативном театре Майера. «Ну, давайте же», — закричал Майер, — «los Ihr Schweinhunde» [8] Пошел, собачье отродье (нем.). , — закричал рядовой, которому хотелось хоть какой-то компенсации за целую ночь тяжкого труда. Аскиль и Герман посреди поля на востоке Германии… Мгновение каждый из них оценивал неожиданно появившегося противника, и Аскиль собирался уже было прокричать «НЕТ!» в лицо роттенфюреру Майеру, но опомнился и вместо этого направил свое «НЕТ!» на прежнего соседа по нарам барака 24, Германа Хемнинга, согревавшего его холодными ночами и поднимавшего ему дух скабрезными анекдотами и разными байками из своего детства в рабочем квартале Осло. Теперь он стоял, охваченный ужасом, отказываясь ударить Аскиля, уже готовый умереть, «нет», шептал он, «нет…». Тут над их головами раздались пистолетные выстрелы, Герман сделал шаг вперед и ударил Аскиля, который уже был готов к бою. Аскиль отпрянул, нанес Герману сокрушительный удар в печень и набросился на него как взбесившийся пес…

Он всегда просыпался в этом месте. Посреди бешенства. Он спасался бегством от собак-ищеек, и вот теперь сам стал бешеной собакой.

Уже на следующий день после его прибытия в Рамлёсу медсестра предложила ему написать домой, и Аскиль с отсутствующим видом взял лист бумаги и ручку, не очень хорошо понимая, какие слова следует написать Бьорк, маме Ранди и папе Нильсу.