Юра Окамото - ЯПОНИЯ БЕЗ ВРАНЬЯ исповедь в сорока одном сюжете

А потом я подумал о себе самом. О чём я думал в своей воображаемой тёмной комнате? Был ли я там наедине со своими внутренними ценностями? Вовсе нет. Я думал о своих поступках не один, а как бы вместе с теми, кто повлиял на меня в прошлом, — друзьями, родителями, своими. Все мои вроде бы внутренние ценности были сделаны коллективно. Я — лишь частность, фигурка, сложенная из других фигурок, людей, наиболее важных для меня. Если бы кто-то смог отделить их от меня, вытащить их из меня, одного за другим, я даже не знаю, осталось ли бы что-то в конце.

Дело не в стыде или вине, а в том, кого мы наделяем правом говорить нам, кто мы такие. Кто-то даёт это право только Богу. Кто-то — ближайшим друзьям. Кто-то — вышестоящим. Некоторые — вообще всем окружающим. Кто-то наделяет этим правом только тех, кого уже давно нет рядом, — людей из собственного прошлого. Другим важно лишь настоящее и будущее.

Мой голый собеседник, положив пухлую руку на край чана, кажется, всё ещё думает о своём отце. И смотрит на горы перед нами, горы в семистах километрах от Фукусимы.

И далеко, и близко.

Года три назад один учёный, занимающийся историей японской кинематографии, совершенно случайно отыскал на барахолке старейший в Японии мультфильм. Плёнка была в картонной коробке и, хотя пролежала ни много ни мало 91 год, неплохо сохранилась, поскольку картон хорошо впитывает влагу и не дал ей отсыреть. Плёнку отреставрировали, оцифровали и проиграли. Оказалось, что произведение это — длиной в две минуты и называется «Тупой меч». Сюжет состоит в том, что самурай, обманутый шельмой-продавцом, получает за свои, отнюдь не собственным потом заработанные деньги меч, который оказывается тупым. Решив испробовать меч на деле, самурай идёт по дороге домой и рубит налево и направо то попавшегося по дороге почтальона, то ещё кого-то, но меч не наточен и, естественно, не причиняет честным труженикам никакого вреда, а герой в самурайских штанах хакама получает то, что ему причитается, — хорошую взбучку.

Такое издевательство над уже отменённым к тому времени сословием, наверное, было народу по душе и уж точно весьма конъюнктурно. Ведь как раз тогда Япония старалась модернизироваться по германскому образцу, и самураи поумнее норовили как можно скорее перековать мечи на подзорные трубы и во все глаза смотреть на Запад — учиться европейской мудрости и вставать в строй зарождавшейся интеллигенции. А тем, что поглупее, оставалось сменить меч или на счёты торговца, или на более современное оружие.

Глядя на совершенно европейские ухватки мультипликаторов почти столетней давности, я вдруг задумался: отчего именно здесь этот жанр так своеобразно развился, отчего именно Япония стала главным экспортёром анимации и комиксов во всём мире?

Япония, во всяком случае сейчас, — страна прямой речи. И не в том смысле, что японцы так уж прямо выкладывают, что у них на душе, — скорее, наоборот, — а в том, что они постоянно — и в литературе, и в разговорах — кого-нибудь да цитируют. Засилье цитат такое, что, когда я занимаюсь переводами японской литературы, мне чуть не в каждую строчку хочется вставить слово «мол» или сделать кавычки внутри кавычек. Большинство шуток в любом коллективе строится на том, кто что и как сказал, а более всего ценится умение пародировать голос и точную манеру говорить. Если начинаешь речь словами «Я вот думаю, что…», немедленно всех одолевает зевота. А если скажешь «Тут вот Танака-сан мне вот чё сказал…», то все взгляды немедленно устремляются на тебя. Никому не интересно, что ты сам себе думаешь. Но вот что сказал тебе Танака-сан и что ты ему ответил — это хочет знать каждый.

В Японии есть целый жанр комедийного рассказа — так называемый ракуго, — в котором вся история должна быть передана без единого слова от автора, исключительно прямой речью действующих лиц. И комиксы, пришедшие из Европы и Америки, легли на такую весьма благодатную почву непомерной заинтересованности, быть может, даже некоей зацикленности на прямой речи.

Японцы читают манга и смотрят аниме ровно для того же, для чего европейцы читают романы или смотрят пьесы, — чтобы узнать что-то о себе, узнать в ком-то себя и построить, перестроить или утвердить собственное мировоззрение. Но делается это несколько другим способом — через бесконечные цитаты, бесконечную прямую речь, проигрывание различных способов разговора, позиционирования себя в коллективе. Ведь социальная жизнь японца завязана на бесконечных условностях и отходах от них, потому и повышенный интерес к диалогам и прямой речи, ведь именно здесь, а не в душекопательных монологах и проступают отношения человека со своими многочисленными масками.