Юра Окамото - ЯПОНИЯ БЕЗ ВРАНЬЯ исповедь в сорока одном сюжете

— В ванну меня не пускает, говорит, воняешь ты, а ванна для гостей.

— Брат? — переспросил я.

— Муж, — ответила она. — А у меня кожа красивая, мне все говорят, а в косметических кабинетах с меня денег не берут, говорят, никогда такой красивой кожи не видели. И брови. Посмотри, какие у меня брови.

Она провела пальцем по обеим бровям, повторяя изгибы. Брови были тонкие и отстояли довольно далеко от глаз, как у японских красавиц лет двести назад. Я подумал, что в молодости она наверняка считалась красивой.

— У тебя дети-то есть? — спросил я.

— Дочка на самолётах работает. Стюардессы, они же все на полставки. А она на полной.

Она снова оглянулась по сторонам и прошептала:

— Груди у неё большие, так соседи все завидуют, сглазить её норовили, а я с ними вежливо, всегда два раза здоровалась.

С хитрым видом она опустила глаза, положила руки на бёдра, и два раза низко поклонилась.

Некоторое время я молча смотрел на неё, потом отправился в дом и позвонил в другой город, хозяину моего дома, работавшему большой шишкой в каком-то банке. Она действительно оказалась его сестрой. Не слишком удивившись, хозяин извинился, попросил меня вызвать ей такси и отправить на ближайшую станцию. Вызвав такси, я сделал чашку кофе и отнёс ей.

Кофе она взяла, но пить не стала, и некоторое время стояла, разглядывая свои ботинки — тоже с этническим налётом.

— Я во Францию еду. Прямо сейчас. Духи-то я уже купила. Вот там жизнь будет.

Я подумал, что она уже была во Франции не раз и, если муж не отнял у неё кредитную карточку, вполне доедет и сейчас.

Не подымая головы, она посмотрела на меня снизу вверх и хитро подмигнула:

— Красавец ты. А ну повернись.

Я повернулся к ней спиной. Она потыкала пальцем мне в спину.

— Хорошее у тебя тело. Поджарое. Спортом занимаешься?

— В горы хожу.

Приехало такси, и я взял у неё из рук чашку невыпитого кофе.

— В горах медведи. Задерут они тебя, поджарого, — с неожиданной нежностью сказала она. Затем покорно села в машину и уехала.

Мой новый японский приятель, страховой агент лет сорока, крепко сбитый, но с хронической усталостью в глазах, присел на скамейку в парке перед домом и задумался.

— Самый интересный клиент? Наверное, тот нейрохирург с одного маленького острова на юге. Я попал к нему по связи — иначе к тамошним не подберёшься: просто бухгалтерша из нашей фирмы как раз с его острова, вот через неё он на меня и вышел. У него, понимаешь, любовница, дети от неё, жена ему до лампочки, вот и искал способа передать любовнице свои деньги. А денег много — он, знаешь, врач известный, к нему на этот островок — кстати, дыра ещё та, всего тысяч сорок населения — со всей страны пациенты на самолётах летают. А наша страховка — способ верный. Всё законно, он умирает, любовница получает всё его состояние, а жена ничего и оспорить не сможет. Но интересно, знаешь, даже не это. А то, что он попросил эту нашу бухгалтершу приехать со мной да проверить его больницу, нет ли проблем каких, так она минут тридцать полистала-полистала учётные книги и видит: сорока миллионов не хватает.

Приятель сделал эффектную паузу.

— Его тогда рядом не было, мы с ним тем вечером в одном баре встретились. Ну, выпили, моя бухгалтерша ему и говорит: так, мол, и так, ваша сотрудница такая-то присвоила себе сорок ваших миллионов. А он помолчал немного, повёл так подбородком, усмехнулся и говорит: «Ну и ладно». Я говорю: «Как же так, сэнсэй? Сорок миллионов же!» А он мне говорит: «Ну так они же всё равно на острове останутся. У нас тут, знаете, вроде как семья большая. Пускай». У меня челюсть отвалилась. В такой дыре, знаешь, на эти деньги не одну — две жизни прожить можно. И тут как раз звонок ему, из больницы. Поговорил пару минут, встал, а сам пьяный уже, качается, и говорит: «Вы уж простите, срочная операция. А страховку я вашу покупаю, завтра утром приходите». Вот так. Расплатился за нас и ушёл, кому-то в мозгах копаться. Представляешь? Человек, а!

Мой приятель уже дослужился до начальника отдела, у него пятьдесят человек подчинённых, ездит он на роскошной машине с дверью на электрическом приводе, а дома имеет плазменный телевизор от стены до стены. Но жизнь у него всё равно беспокойная — раз в четыре года фирма переводит его в другое отделение, бросают из города в город. Делается это для того, чтобы не было так называемого ютяку — прилипания, то есть сговоров между сотрудником фирмы и местным населением. Точно так же бросают по всей стране банкиров, государственных служащих, да и вообще практически всех, кто работает в хоть немного развитых структурах. Эта идея — что дружить надо со всеми, а не с отдельными — дошла даже до начальных классов школ, где учеников пересаживают с парты на парту чуть не каждый месяц. Именно так в Японии продвигали капитализм с демократией, поскольку и тому, и другому традиционные связи между людьми просто мешают. И во многом именно поэтому у большинства японцев друзей просто нет — прилипнуть не успеваешь.