Позже понял: напрасно расчленял эти качества. В Русанове сосредоточилось все: и ученость, и воля, и удачливость, и хамоватость.
С седоватыми висками, худощавый, смуглый, чисто выбритый, отглаженный, накрахмаленный, он сидел в глубине кабинета за массивным двухтумбовым столом, читал толстую переплетенную рукопись и даже глаз не поднял при моем появлении.
Справа от него, вровень со столом, стоял селектор; в белых клавишах, со скошенным верхом, он походил на старинное комнатное фортепиано; за спиной во всю стену висела яркая, похожая на восточный ковер карта: низ карты полыхал от киновари, и я догадался: ею закрашены горы.
— Ну, чего там встали? — услышал я властный грубоватый голос. — Проходите.
Вместо мягких кресел для посетителей, какие приняты в учреждениях подобного ранга, здесь стояли обыкновенные стулья. Я опустился на один из них, достал из кармана служебное удостоверение, протянул Русанову. Тот, нахмурив кустистые с сединой брови, мельком взглянул на корочки и сказал:
— Слушаю. Только покороче. Пяти минут хватит?
— Не знаю, — оскорбившись, резко ответил я, однако заторопился. — Меня интересует история открытия Шамансукского железорудного месторождения. На первооткрывательство сейчас претендуют два человека…
— Знаю, — оборвал Русанов. — Знаком с этим делом. Попытаюсь в немногих словах сформулировать нашу точку зрения. Красовская… Вы ее имеете в виду?
— Да.
— Так вот, Красовская настаивает: открытие Шамансука — результат усилий лишь ее одной. Но ведь так не бывает. Никто в нынешнее время в одиночку месторождений не открывает. Она была направлена к нам на преддиссертационную практику. Мы ее послали в Уганск. Там она проводила поиски по проектам, составленным нашими работниками. В дальнейшем управление организовало на Шамансуке детальную разведку — с геофизикой, с буровыми станками. Честь открытия целиком и полностью принадлежит работникам управления.
— По-вашему, Красовская ни при чем?
— Нет, почему же. Одна из соучастников открытия. Но не больше… На своем веку немало видел, как примазываются люди к чужим делам, но такого, чтобы один человек взял и присвоил целое геологическое открытие: мое, и ничье больше, — скажу честно, не знавал. Просто авантюристка какая-то! И очень хорошо, что в газете заинтересовались ее проделками. Надо публично наказывать таких людей. Чтобы другим неповадно было!
Пока Русанов говорил, я, словно под ударами плети, весь сжался в комок. Ладони в кулаках вспотели. Пот выжимался меж пальцев. Идя к Русанову, я и не представлял, что заново буду страдать за Татьяну.
Обтерев о штаны ладони, тихо произнес:
— Меня интересуют подробности, детали. Вы, кажется, в то время в Уганске находились?
— Да, находился. Но добавить нечего. Разве следующее… Крапивин настаивал, чтобы Красовская отправилась на Шамансук второй раз, а она не хотела, даже слезу пустила. Сам видел. Устраивает такая деталь? — Русанов уперся руками в подлокотники кресла, как бы собираясь вставать. Разговор был окончен. Нового не узнал ни капельки. Я наклонил голову и потерянно проговорил:
— Мне для самого себя очень важно разобраться в этой истории…
— Да? — нетерпеливо бросил Русанов.
— Видите ли, какой казус — Красовская моя жена, — И я поднял голову.
Русанов убрал руки с подлокотников, и в его глазах я в первый раз уловил заинтересованность.
— Действительно казус! — сказал он с дружелюбным участием, потом наклонился вправо через подлокотник, выдвинул ящик и вытащил на стол пачку сигарет.
— Курите?
Потными пальцами я вытянул сигарету, сунул в рот. Русанов через стол щелкнул зажигалкой.
— Давно женаты?
— Пять лет.
— Дети есть?
— Дочь.
— Мда-а, — неопределенно протянул Русанов и неожиданно добавил: — Красивая у тебя жена! И способная, наверно. Только кой черт дернул ее написать в автореферате, что она открывала месторождение. Упомянула бы Крапивина, и никакого бы сыр-бора не было. А сейчас он не успокоится, всех на ноги поднимет, пока не добьется своего. Я его слишком хорошо знаю.
— Вот-вот, расскажите, пожалуйста, о Крапивине, — приободрился я.
Русанов внимательно посмотрел мне в глаза, словно прикидывал, стоит ли рассказывать, потом поднялся из-за стола, прошел к тумбочке, заставленной бутылками с минеральной водой, открыл одну, налил в стакан, выпил и, вернувшись на свое место, проговорил:
— Ладно, так и быть, расскажу. А ты разберись, что к чему… С Женей Крапивиным мы вместе учились и вместе начинали работать. В то время начальником управления был Ширяев Василий Андреевич. Может, слышали? Мудрый старик. С каждым, кто приезжал к нему на работу, вел примерно один и тот же разговор: «Ну-с, молодой человек, как ты собираешься расти? Снизу вверх или сверху вниз?»
Читать дальше