Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Сколько хочешь.

— Вы всерьез?

— Мы никогда не шутим.

— Я хоть сейчас готов, но что делать с моей дражайшей, с детьми?

— Дражайшая будет жить в Стамбуле и молиться о здравии своего повелителя, ну а новая…

— Договаривай!

— Даст тебе богатство и любовь…

— Ухаживать будет?

— Еще бы!

— Подумаю, — вздохнул Длинный.

— Да тут и думать нечего. Женишься ты по законам шариата, спасибо, что он существует. А как известно, палец, порезанный по законам шариата, не болит.

— Не повторяй бредни наших предков! Болит. Да еще как болит! Родную мать от боли позабудешь!

В глазах Кудрета вдруг блеснул огонек.

— Не бойся. У такого медведя, как ты, не заболит. Послушай-ка лучше, что я тебе скажу!

Длинный замахнулся:

— Ты за что меня медведем обзываешь, носорог! Я ведь обидеться могу…

— Ну, шутки в сторону! Хочешь, сосватаю тебя за Дюрдане? Ифакат Дюрдане-ханым, пардон, ханым-эфенди!

— За эту старуху? Я тебе, скотина, не старьевщик!

— Не старьевщик? Да из тебя, шельмец, из самого давно песочек сыплется. Сколько тебе стукнуло?

— Возраст тут ни при чем. Я еще мужчина.

— С каких же это пор?

— С тех самых, как мать произвела меня на свет! К тому же…

— Ладно, ладно. Как говорится, все знают, что роза за цветок. Шутки шутками, а баба Дюрдане что надо. Ненасытная!

— Ты-то откуда знаешь? — подмигнул Длинный.

— Знаю по опыту.

— Выходит, хочешь подсунуть мне свою любовницу?

— Но ведь ты женишься на ней по шариату!

— Не в ту дверь стучишься! Подлец я или дурак?

— А то нет? — выпалил Идрис, поддразнивая его, будто они были в кофейне «Месеррет» или в своей конторе на Джагалоглу.

— Ах ты, недоумок! — Длинный бросился на Идриса. Тот метнулся в сторону. И если бы не Кудрет, дело кончилось бы дракой.

— Слышите, вы, кретины! Внизу подумают, что с привязи сорвались ишаки. Все уверены, что беи — точнее, беи-эфенди — сейчас решают важные политические проблемы. Успокойтесь, не то опозоримся!

Первым утихомирился Длинный и сел на свое место, бросив Идрису:

— Не болтай, недоумок, чего не следует.

— Садись и ты, Идрис, на свое место, — сказал Кудрет.

— Ладно, брат. Твое слово для меня закон!

— Знаешь, что мне пришло на ум? — спросил Кудрет Длинного, как будто ничего не произошло.

— Пока еще не научился искусству угадывать чужие мысли, как ты.

— Тогда послушай. Что ты скажешь, если я велю Дюрдане переселиться в Анкару?

— Будешь держать ее там как запасную?

— Нет, конечно.

— А для чего?

— Выдам за свою тетку.

— Зачем тебе понадобилась тетка?

— Я ведь, как только стану депутатом, перееду в Анкару.

— Будешь со старушкой жить?

— Ну что ты, дорогой!

— Тогда зачем она тебе?

— Ну и тупица ты! Пойми же…

— Понял… Устроишь на квартире тетушки публичный дом…

Кудрет усмехнулся. Длинный покачал головой:

— Клянусь, по тебе веревка плачет!

— С чего ты взял?

— Еще спрашивает…

— Ну хорошо. Во всяком случае, разве нам не понадобится гарсоньер [67] Гарсоньер (франц.) — холостяцкая квартира. , когда я перееду в Анкару?

— Ты думаешь, понадобится?

— Представь, подцепили мы женщин, так не в гостиницу же их вести.

Идрис захихикал. Заметив это, Длинный сказал:

— Ай-я-яй! Даже Идрис смеется.

— Что значит «даже»? Разве я не человек? — огрызнулся тот.

— Спроси об этом старшего брата Кудрет-бея. Услышишь, что он скажет.

Кудрет расхохотался, но тут же стал серьезным. Мысль, высказанная им в шутку, показалась ему достойной внимания. А почему бы нет? Только для такого дела и годится Дюрдане.

— Напишу-ка я ей письмо…

— О том, что собираешься превратить ее будущую квартиру в гарсоньер?

— Ну и глуп ты! Да разве можно о таком писать, болван!

— Что же ты ей напишешь?

— Чтобы в Стамбуле продала свою часть дома, купила в Анкаре квартиру и ждала, когда соизволит пожаловать к ней ее повелитель.

Длинный зевнул. Глядя на него, зевнул и Идрис.

— Пойду-ка я на боковую, бей-эфенди.

— И я тоже…

Длинный и Идрис встали.

— Ну что ж, дрыхните, — сказал Кудрет, — а у меня еще дела.

Оставшись один, Кудрет стал прохаживаться по гостиной, и мысль о Дюрдане созрела окончательно. Он сел за стол и стал писать:

«Моя душа, моя душечка, моя дражайшая и сладчайшая!»

Кудрет не скупился на нежные слова. Время от времени он останавливался, улыбался и хихикал, представляя себе, как возрадуется эта спятившая старуха «из придворных», получив его письмо. Он предлагал Дюрдане срочно продать часть дома в Стамбуле, получше спрятать деньги за пазуху и переехать в Анкару. Купить там приличную квартиру в малонаселенном районе, привести ее в порядок, обставить. Скоро выборы, он непременно станет депутатом меджлиса и сразу переберется в Анкару. Само собой, у них должна быть квартира, соответствующая их высокому положению.