Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

Это было подло и некрасиво с его стороны – произносить слова, которыми он столько раз пичкал мальчишек из приюта: «Ты и представить себе не можешь, через что прошли твои родители, они никогда не отдали бы тебя в приют, если бы это не было лучшим выходом, а может и единственным» .

– Пару раз в год они приезжают в наш город. Выстраивают всех девушек, – сказала она, откидываясь на спинку стула и выпуская дым, – и хорошенькие просто исчезают. У моего отца были связи, он всегда пронюхивал об этом, и я оставалась дома, как будто болела. А потом он отправил меня сюда. Но зачем? Зачем отсиживаться в безопасности, зачем выживать, если следующие 50 лет ты будешь делать только одно – потрошить рыбу?

– Что стало с теми девушками? – спросил Чон До. – Они теперь барменши, уборщицы или хуже ? Думаешь, заниматься этим 50 лет лучше?

– Если это так, скажи мне. Если именно это их ждет, нечего скрывать.

– Я не знаю. Я никогда не был в столице.

– Тогда не называй их шлюхами, – возмутилась она. – Те девушки были моими подругами.

Она бросила на него гневный взгляд.

– Что ты за шпион вообще?

– Я простой радист.

– Что-то не верится. Почему у тебя нет настоящего имени? Все, что мне известно о тебе, – так это то, что мой муж, который был ненамного умнее тринадцатилетнего ребенка, боготворил тебя. Вот почему он возился с твоими приемниками. Вот почему он чуть не спалил корабль, пока читал твои словари при свете свечи в туалете.

– Постой-ка, – перебил ее Чон До, – машинист сказал, что это проводка.

– Думай, как хочешь.

– Он поджег корабль?

– Хочешь узнать еще кое-что, о чем он тебе не рассказывал?

– Я бы научил его английскому. Стоило только попросить. Зачем ему английский?

– О, у него было много безумных планов.

– Сбежать?

– Он говорил, что главное – отвлечь внимание. Он говорил, что директор фабрики правильно придумал – сотворить нечто столь отвратительное, жуткое, чтобы никто и близко не подошел. А потом сбежать.

– Но ведь семья директора фабрики не сбежала.

– Нет, – согласилась она, – не сбежала.

– А после того как отвлечешь внимание, дальше что?

– Я никогда не собиралась уезжать, – сказала она, пожимая плечами. – Он хотел увидеть мир. А для меня мир – это Пхеньян. Наконец, он понял это.

Разговор утомил Чон До. Он плотнее обмотался желтым покрывалом, но ему отчаянно хотелось прилечь.

– Ты устал, – заметила она. – Дать тебе банку?

– Думаю, да, – ответил он.

Она достала банку, но когда он протянул руку, она не отпустила. Они оба держали банку, и в свете свечи ее глаза казались бездонными.

– Здесь красота не значит ничего, – произнесла она. – Здесь важно, сколько рыбы ты выпотрошишь. Никого не волнует, что я умею петь, кроме тех парней, которые хотят развлечься со мной. А в Пхеньяне есть театр, опера, телевидение, кино. Только в Пхеньяне я найду себя. Несмотря на все свои недостатки, мой муж пытался помочь мне в этом.

Чон До глубоко вздохнул. Когда он сделает свои дела, ночь закончится, а ему так этого не хотелось: если она задует свечу, в комнате станет темно – так же темно, как в море, поглотившем второго помощника.

– Жаль, здесь нет моего приемника, – произнес он.

– У тебя есть приемник? – удивилась она. – Где он?

Он кивнул в сторону дома, видневшегося в окне.

– У меня на кухне.

Чон До проспал всю ночь и проснулся только утром – так изменился его режим. Вся рыба, висевшая в комнате, исчезла, а на стуле стоял его радиоприемник. Рядом в пластиковой миске лежали отдельные детали. Когда пустили новости, во всем доме загудели сотни репродукторов. Уставившись на стену, туда, где висела карта, он слушал информацию о предстоящих переговорах в Америке, о том, как Дорогой Вождь инспектировал цементный завод в Синпо, о победе команды Северной Кореи над ливийской командой по бадминтону, и, наконец, напоминание о том, что противозаконно есть ласточек, так как они уничтожают насекомых, которые наносят вред рисовым всходам.

Чон До кое-как поднялся и дотянулся до листа оберточной бумаги. Затем натянул пропитанные кровью штаны, в которых он был четыре дня назад, когда это произошло. В конце коридора выстроилась очередь в туалет десятого этажа. Пока все взрослые трудились на консервной фабрике, в очереди стояли старухи и дети, каждый ждал с клочком бумаги в руке. Но когда подошла его очередь, Чон До увидел, что мусорная корзина в туалете забита скомканными обрывками газеты «Нодон Синмун», которую не разрешалось рвать, не то чтобы ею подтираться.