Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

Капитан разволновался, занервничал. Он все еще держал в руках банку с мочой, и Чон До хотел сказать ему, чтобы он поставил ее на пол. Капитан подвинулся к краю стула, словно хотел опуститься к нему на тюфяк.

– Может, это потому, что я уже старик, – размышлял капитан. – У других тоже немало проблем. Многие люди страдают больше меня, но я просто не могу жить без нее, не могу и все. С ней все мои мысли, всегда, но я не сержусь и не обижаюсь ни на что, я просто хочу вернуть свою жену, я должен ее вернуть. Понимаешь, ты можешь это сделать, у тебя есть такая возможность. Очень скоро ты сможешь сказать свое слово – и получить все, чего пожелаешь.

Чон До хотел было заговорить, но капитан перебил его.

– Она уже старуха – я знаю, о чем ты думаешь. Я тоже не молод, но возраст тут ни при чем. Честно говоря, с годами только тяжелее. Кто бы мог подумать, что станет хуже? Никто ведь не говорит об этом, никто не предупреждает. Капитан услышал, как наверху завозились собаки, и посмотрел на потолок. Он поставил банку и встал.

– Сначала мы будем чужими друг другу, – сказал он. – Когда я верну ее, сначала ей будет трудно говорить со мной о каких-то вещах, я это знаю. Но потом мы начнем узнавать друг друга заново, я уверен. И вернется то, что у нас было когда-то.

Капитан поднял свою карту.

– Ничего не говори сейчас, – произнес он. – Ни слова. Просто подумай, это все, о чем я прошу.

Затем при свете свечи капитан плотно свернул карту обеими руками. Чон До тысячи раз видел, как он это делает. Это означало, что курс выбран, команде даны указания, и, что бы их ни ждало впереди – полные сети или пустые, решение принято, ход событий запущен.

Со двора послышались голоса, затем не то смех, не то плач, и Чон До вдруг понял, что в толпе пьяных людей там, внизу, находится жена второго помощника. Сверху оживились собаки, заинтересовавшиеся шумом. Даже на десятом этаже было слышно все, что делалось во дворе, поэтому по всему дому люди с ворчанием поднимали скрипящие шторки на окнах, чтобы поглядеть, кто из граждан замыслил дурное.

Чон До заставил себя встать и, опираясь на стул, добрался до окна. В небе висел лишь осколок луны, и далеко внизу, во дворе, он различил несколько человек по их резкому смеху, хотя видна была только черная бесформенная масса. Это не мешало ему представить жену второго помощника – блеск ее волос, белизну шеи и плеч.

Город Кинджи утопал во тьме – хлебокомбинат, мировой суд, школа, пункт раздачи продовольственных карточек. Даже генератор в караоке-баре молчал, его голубые неоновые огни погасли. Ветер свистел в разрушающемся здании старого консервного завода, а из запарочных камер нового поднимались волны теплого воздуха. Виднелись контуры дома директора фабрики, а в порту маячил одинокий свет: капитан читал допоздна на борту «Чонма». А дальше – темное море. Чон До услышал чье-то сопение и взглянул на крышу, с которой свисали две лапы и морда любопытного щенка.

Он зажег свечу и сел на стул, укрывшись покрывалом. Вдруг вошла жена второго помощника, пошатываясь. Она плакала.

– Мерзавцы, – сказала она, закуривая сигарету.

– Иди к нам! – заорали со двора. – Мы пошутили!

Она подошла к окну и кинула в них рыбой.

– Ну что уставился? – обернулась она к Чон До. Затем достала из комода кое-что из одежды своего мужа и бросила ему белую рубашку. – Оденься, что ли.

Рубашка оказалась мала и резко пахла, как у второго помощника. С огромным трудом ему удалось засунуть руки в рукава. – Караоке-бар не самое подходящее место для тебя, – заметил он.

– Мерзавцы, – сказала она и закурила, поглядывая на него, будто пыталась что-то понять. – Всю ночь они пили за моего мужа, за героя. – Она провела рукой по волосам. – Я выпила не меньше десяти стаканов сливового. Потом стали выбирать грустные песни. Когда я запела «Почхонбо», то уже не стояла на ногах. И тогда они полезли ко мне, чтобы отвлечь от печальных мыслей .

– Зачем ты гуляешь с этими типами?

– Они нужны мне, – ответила она. – Скоро мне выберут нового мужа. Я должна произвести хорошее впечатление на людей. Чтобы они знали, как я умею петь. Это мой шанс.

– Те парни – местные бюрократы. Они никто, – возразил Чон До.

Она схватилась за живот.

– Я так устала вытаскивать рыбьих паразитов и глотать хлориновые таблетки. Понюхай, как от меня воняет. Разве поверишь, что это со мной сделал мой отец? Как я поеду такая в Пхеньян, пропахшая рыбой и хлорином?

– Слушай, – остановил ее Чон До, – понимаю, это прозвучит жестоко, но твой отец наверняка обдумал все варианты. И, конечно же, выбрал то, что лучше для тебя.