Артур Хейли - Перегрузка

— Нет! За долгое время, пока мы всеми силами стремились помочь Карен, никто из нас не сделал для нее столько, сколько вы. Она не захотела бы, чтобы вы испытывали чувство вины перед ней. Она даже оставила кое-что для вас. Подождите!

Синтия вошла в гостиную и вернулась с листком голубой почтовой бумаги.

— Этот листок был вложен в ее пишущую машинку. Она всегда подолгу работала над своими стихами. И вот, наверное, над этим, вплоть до своей… — Ее голос задрожал, Синтия была не в силах закончить фразу.

— Благодарю. — Ним сложил листок и положил его во внутренний карман пиджака. — Могу я чем-нибудь вам помочь?

Синтия покачала головой:

— Не сейчас.

Когда он уже стоял в дверях, она спросила:

— Нимрод, я вас увижу снова?

Он остановился. Это был недвусмысленный намек. Такое приглашение он однажды уже слышал от нее.

— О Боже, Синтия, я, право, не знаю.

Вот ведь какая штука, подумал Ним. А ведь она душевная и привлекательная женщина и готова дарить любовь. И он хотел ее, несмотря на примирение с женой, которую горячо любил.

— Если я вам буду нужна, Нимрод, — сказала Синтия, — вы знаете, где меня найти.

Он кивнул и ушел.

В машине Ним развернул листок уже знакомой почтовой бумаги.

Интересно, что же они несут? Какую последнюю, полную любви мысль Карен ему уже никогда не суждено будет узнать?

В кабинет Нима принесли раскладушку. Когда он вернулся, она уже была застелена — все как он и просил — простыня, одеяло и подушка. Вики ушла домой. Он продолжал думать о Карен. Несмотря на слова Синтии, его не оставляло чувство вины — и своей личной, и «ГСП энд Л», частью которой он являлся. В современной жизни от электричества нередко зависела человеческая жизнь. Поэтому самой главной, почти священной обязанностью любой энергокомпании вроде «ГСП энд Л» становилась надежность ее работы. Вот ее-то «ГСП энд Л» начиная с завтрашнего дня обеспечить не сумеет — это было печально, трагично и до некоторой степени даже лишено здравого смысла. Ним был убежден, что компанию ждут еще более суровые испытания и прочие потери, многие из которых непредвиденные. Сможет ли он когда-нибудь забыть о своей вине перед Карен? Во всяком случае, не скоро.

Ним жалел, что рядом с ним нет такого человека, кому бы он мог сейчас открыться. Своей жене о Карен он никогда не рассказывал и тем более не сделал бы этого сейчас. Ним сидел за столом, закрыв лицо руками. Потом он почувствовал, что надо каким-то образом встряхнуться мысленно. Хотя бы на час-другой. События этого дня — одна беда за другой — не позволили ему заниматься текущими бумагами, скопившимися на его столе. Если не разобраться в этом завале сегодня, завтра он будет в два раза больше. Поэтому за работу! Только на десять минут ему удалось сосредоточиться на своих бумагах, когда раздался звонок городского телефона.

— Держу пари, — раздался голос Терезы ван Бэрен, — ты решил, что на сегодня функции рупора компании закончились.

— Должен сказать, что такая мысль меня действительно посетила.

Главная по связям с общественностью усмехнулась:

— Пресса никогда не спит. И это достойно сожаления. Тут у меня еще двое, которые хотели бы пообщаться с тобой. Один — из «Ассошиэйтед пресс». У него есть несколько дополнительных вопросов по поводу наших периодических отключений. Вторая — Нэнси Молино. Она не желает говорить, какого черта ей здесь надо, но явно от тебя чего-то хочет. Как насчет встречи с ними?

Ним вздохнул:

— Ладно, давай их сюда.

Случались моменты — и сейчас был один из них, — когда Ним сожалел о предательстве и уходе из компании судьи Йела.

— Не буду вам мешать, — сказала ван Бэрен несколько минут спустя, представляя Ниму журналиста из «Ассошиэйтед пресс», пожилого мужчину со слезящимися глазами и кашлем заядлого курильщика. Нэнси Молино предпочла подождать за дверью, пока представитель «Ассошиэйтед пресс» закончит разговор. Вопросы репортера телеграфного агентства были профессиональными и тщательно подготовленными. Он записывал ответы Нима в блокнот, сокращая слова по своей собственной системе. Когда они закончили беседу, репортер поднялся, чтобы уйти, и спросил:

— Впустить куколку?

— Да, пожалуйста.