Свен Дельбланк - Пасторский сюртук. Гуннар Эммануэль

— Но ведь у нас с вами, пастор, есть цель?

— Это другое дело.

— Мы ведь идем в Бреславль, искать службу?

— Ты к пустякам не цепляйся. Если чуток помолчишь, я расскажу тебе о подлинном странствии, безрассудном, бесцельном и великом, — о большом крестовом походе детей, лета Господня тысяча двести двенадцатого.

И Герман поведал о походе детей в Святую землю; рассказ его был сбивчив и нескладен, беспощадно приспособлен к его задачам. Он семенил обок Длинного Ганса, ровно мопс подле вола, и пребывал в отличном расположении духа, несмотря на стертые ноги, жажду и палящий зной. Длинный Ганс развесил уши и временами недоверчиво качал головой.

Безумное солнце купалось в огненном мареве, зной, точно дрожащая пленка жидкого стекла, разливался по каменным изгородям и межевым знакам. Деревья в рощах клонились друг к другу, съеживались, не дыша, под тяжким прозрачным солнечным покровом. Река, казалось, замерла в своем беге, как пасмо раскаленного бутылочного стекла. В тени деревьев недвижно покоился хутор. И низкие пыльно-белые облачные гряды лежали на горизонте.

— Нет, такого быть не могло.

— Ну и что! Мне нет дела до того, что именно там было, мы никогда этого не узнаем, а если б и узнали — какая разница? Неужели ты не понимаешь, что прошлое для нас только средство, которым мы можем воспользоваться? Ради подтверждения и осознания.

— Вы, пастор, когда-нибудь присягали как свидетель?

Герман махнул рукой, отметая глупый вопрос. Он обливался потом, влажный сюртук немилосердно тер под мышками. Задники башмаков врезались в пятки. Еле дыша, он схватил Длинного Ганса за куртку.

— Погоди! Я больше не могу. Отдохнем тут, пока жара чуток не спадет, а то я, не ровен час, помру.

Герман сел на прибрежный камень, окунул красные, как редиска, ноги в прохладные волны Малапаны {83} 83 Малапана — немецкое название р. Мала-Панев, притока Одера на территории нынешней Польши. . Длинный Ганс разделся и полез в воду. Он шумно фыркал, и отдувался, и барахтался как ленивый речной бог. Можно было подумать, будто здесь купается само морское чудовище Левиафан. Перепуганные птицы поднялись из камышника гомонящей белой тучей. Зеленая вода замутилась, посерела от взбаламученного донного ила. Длинный Ганс плевался водой, как кит, с упоением резвясь в этой жиже. Наконец он выбрался на берег, грязный и отдохнувший. Герман с затаенным ужасом смотрел на его голое тело.

После купания они устроились в тени вяза и по-братски разделили между собой бутылку выдохшегося красного вина — единственный провиант, который прихватили из генеральского дворца. Муравьи и жучки с любопытством путешествовали по волосатому телу Длинного Ганса, трясогузка теребила клювиком его густые космы, где явно было чем поживиться. Телочка, отдыхавшая в роще, встала и подошла поглазеть на отдыхающего гиганта. Ее влажные карие глаза смотрели ласково. Длинный Ганс и в ус не дул. Опершись локтем на коровью лепешку, он тихонько похлопывал по сухой земле громадной, как лопата, мозолистой ладонью. В глазах светилось умиротворение. За пределами рощи дрожал солнечный зной и земля отдавала свою влагу, точно совершала жертвоприношение перед гневным ликом солнца. Но здесь, под сенью вяза, было прохладно и уютно. Живность тянулась к Длинному Гансу — не иначе как ожидая, что он наколдует вожделенный дождь.

Телочка облизала себе нос и, переступив звонкими копытцами, подошла ближе. Волны Малапаны журчали под берегом, словно сдержанный смех. Зеленая гусеница-землемер не спеша обмеряла мягкий, спокойный член Длинного Ганса. Внезапный порыв теплого ветра, возможно предвестник дождя, — вяз мягко согнулся, бросил им пригоршню листьев, которые ласково посыпались на обнаженное тело великана. Очертания Длинного Ганса начали терять четкость, он медленно превращался в пригорок из глины и опавшей листвы. Он не двигался, отдавшись на волю этого преображения. Только веки нет-нет мирно подрагивали.

— А это не бык?

— Да нет.

Герман с опаской отодвинулся подальше от влюбленной телочки. Он сломил ветку и отчаянно хлестал себя ею, отгоняя насекомых. Ух, это треклятое тело, наследие плоти… Мокрая от пота одежда «кусается», как власяница. И это чертово вино мучает. Пот заливает очки, под париком чешется…

Он отчаянно сорвал с головы овчинный парик и швырнул его в реку. Сальный вытертый парик растопырил крылья и канул на дно как подстреленная птица. Герман поскреб голову и с облегчением перевел дух. Ну и ладно, на что беглому пастору парик? Чем меньше старого останется при мне, тем лучше. Поглядим-ка, что у меня в кармане… Пистолет со сломанным замком, амулет от флюса и зубной боли, а еще, конечно, Плутарх. В кошельке свиной кожи — один, два, три, четыре блестящих талера. На дорогу не густо. Но Длинный Ганс — парень изобретательный, от роду везучий. С ума можно сойти от злости — так этому простаку везет с бабами, но сейчас это нам обоим аккурат на руку. Все образуется.