Добравшись до ординаторской, Тикаки обнаружил, что все врачи уже разошлись по вызовам, один рентгенолог Томобэ со скучающим видом сидел перед разложенной на столе газетой. На своём столе Тикаки нашёл стопку бумажных листков, прижатых пепельницей. Десяток направлений на осмотр и несколько записок.
Главный врач ждёт вашего доклада по поводу происшествия в женской зоне.
Старший надзиратель Ито
Доктору Тикаки
Итимацу Сунада хотел перед уходом непременно ещё раз встретиться с вами, но, исходя из того, что вы вряд ли успеете, да и прецедентов не имеется, я уговорил его отказаться от этой идеи. Уж не взыщите. И попросите Маки обработать вам палец, я уже дал ему соответствующие указания.
Таки
Рапорт
Стационарный больной Тайёку Боку настаивает на встрече с доктором Тикаки. Данный больной с сегодняшнего утра начал разговаривать, и есть Рее основания полагать, что он вернулся в нормальное состояние. Состояние Тёсукэ Оты может быть охарактеризовано как неустойчивое, никаких особых изменений по сравнению со вчерашним днём не наблюдается.
8 час. 45 мин.
Старший надзиратель Ямадзаки
Доктор Тикаки,
Вам звонили от профессора Абукавы с кафедры криминологии университета Т. Он просит список членов мафиозной группировки.
Звонок принял Сонэхара.
Судя по голосу, это была молодая и красивая женщина, наверное его секретарша, та, что звонила и вчера.
Томобэ заглянул сбоку.
— А вы пользуетесь спросом! Не слишком ли много для одного?
— Да я проспал, вот и накопилась уйма всяких дел.
— Кстати, как она вам? — Томобэ многозначительно прищурился.
— Вы о ком?
— О самоубийце из женской зоны. Она ведь совсем молоденькая. Красотка, небось.
— А-а… — Подозрительно взглянув на него, Тикаки, недоверчиво спросил: — А откуда вы об этом знаете?
— Да об этом уже все знают. Самое значительное событие за последние несколько лет. Начальнику тюрьмы не позавидуешь. Всё это время — его ведь перевели сюда прошлой весной — он шёл с лучшими показателями, и вдруг на тебе — самоубийство! Мигом потерял набранные очки!
— А разве ответственность за это несёт он?
— В конечном счёте он. Ведь самоубийство считается злостным нарушением режима отбывания наказания. Дело осложняется тем, что в данном случае наложить взыскание на самого нарушителя так, чтобы другим неповадно было, невозможно. Кстати, а она и вправду красотка?
— Да, она была очень хороша, — с некоторым сожалением сказал Тикаки. — Просто очень.
— Вот жалость-то! Уж лучше бы я её взял к себе. Она ведь всё равно была прирождённой содержанкой. Правда, с моим жалованьем слишком большая роскошь иметь любовницу. Вот если книга выйдет, тогда другое дело.
— А вы пишете книгу? Я и не знал.
— Я ведь служил лейтенантом в пехотных войсках. Был в Новой Гвинее, в таких боях участвовал, жуть! Вот теперь собираю материал, хочу написать книгу.
— Да? — Тикаки посмотрел на Томобэ, как на диковинного зверя. Для него, принадлежащего к послевоенному поколению, участники войны были вроде реликтов прошлого. Ощущение неловкости, которое всегда возникало у него в присутствии бывших на фронте главного врача и старшего надзирателя Ито, теперь распространилось и на Томобэ.
— В чём дело? У меня что-то не так с лицом? — Загорелое лицо Томобэ собралось в мелкие морщинки.
— Просто немного неожиданно…
— Что именно? То, что я пишу книгу?
— Да, — торопливо сказал Тикаки. — Вы ведь никогда об этом не говорили.
— Ну, говорить-то вроде бы пока рановато, да, собственно, и не о чем… Правда, материалы в основном уже собраны.
Томобэ сначала говорил смущённо, но постепенно воодушевился.
— Это было не так-то просто. Я потратил на это последние двадцать лет встречался с боевыми товарищами, даже посещал курсы гражданской обороны. Теперь остаётся только сесть и написать.
— Наверняка получится великолепная книга. Хотелось бы её прочитать.
— Страшно приступать, когда материалов слишком много! Стоит начать и всё — увязнешь по уши! Вот я и тяну… — сказал Томобэ, словно рассчитывая на сочувствие, но у Тикаки возникло подозрение, что ему просто лень начинать. Тем не менее он постарался проявить заинтересованность:
— Понятное дело. Когда пишешь статью на медицинскую тему, самое трудоёмкое — сбор материала, писать уже проще. Но военные мемуары, наверное, трудно именно писать. Я уж не говорю о художественной прозе, там главное — сам процесс писания.
Читать дальше