Она слегка подвинулась, вытягивая из-под себя что-то — простыню: она была вся мятая, и влажная, и совсем тонюсенькая от слишком частой стирки и отбеливания. Неужели можно как следует отстирать простыни и полотенца в таком месте, подумал Джек, неужели можно сделать их снова белыми и чистыми? Или хотя бы убить микробы, оставшиеся после предыдущих постояльцев, проведших здесь ночь? На полу возле ванны валялось единственное ручное полотенце, оно было теперь в пятнах от губной помады Рэйчел, а раньше Джек вытирал им лицо. Его взяла досада оттого, что она мажет губы: он терпеть не мог женщин, которые употребляют губную помаду или подкрашивают лицо. Ведь Рэйчел-то на самом деле не из таких.
— Ты так и не расскажешь мне, как все было? — спросила она.
— А ты догадайся.
Ему нравилось, как выглядят их ноги, лежавшие рядом, по-товарищески, — его ноги и ноги Рэйчел. У нее пальцы были длинные и тонкие, у него — толще, шире и на двух больших пальцах, опухших, посинелых, поломанные ногти. Это от дешевых ботинок, которые он купил в Детройте, однако продолжал носить. Слишком он был упрямый, чтобы их выкинуть.
— Самое большее, что ему могли предъявить, — убийство со смягчающими вину обстоятельствами. И это в худшем случае, — нерешительно произнесла она. Она закурила новую сигарету и глубоко вдохнула в себя дым, словно это могло придать ей силы; еще вчера на вечеринке он заметил, что она очень похожа на него — вот так же вдыхает в себя дым, точно это чудодейственное, укрепляющее средство, подзарядка, подзарядка энергией. Она была очень похожа на Джека — такая же смелая и самоуверенная, и, однако же, нервная, беспокойная. Он совсем не знал ее, даже фамилии не знал. И все же в общем-то знал.
— Или непредумышленное убийство, — сказала она.
— Самое большее? Ты так думаешь?
Она молчала. Он чувствовал, как она взвинчена, готова схлестнуться с ним в споре.
Последние двое суток, должно быть, изрядно измотали ее, а последние несколько часов, проведенных с Джеком, довели почти до истерики, и, однако же, она по-прежнему говорила вот так с Джеком, стремясь заставить его рассказать о себе, даже поспорить с ним. Точно, споря, она могла что-то изменить в том, что, он знал, было правдой! Ему это нравилось — ее своенравие. Он редко встречал такое качество у женщин — разве что у мужчин вроде него самого.
— Он заставил тебя соврать, верно? — чуть ли не ласково заметила она.
— Нет. Я не соврал.
— Нет?
— Нет. Я не лгу, — повторил Джек с раздраженным смешком.
— Он тебя загипнотизировал? Говорят, у него есть такой дар… верно? — не без издевки поинтересовалась Рэйчел.
— Я сам себя загипнотизировал, — сказал Джек.
— В таком случае это тебе отлично удалось.
— Да, мне это отлично удалось.
— Влюбился в собственный голос… Но знаешь, он стоит того, твой голос, — сказала она. Он с удивлением взглянул на нее и увидел, как сверкают ее потемневшие глаза, чуть затуманенные усталостью, но все же ясные, как и его собственные. — Так сработало? Тебе удалось вытащить отца?
Джек заметил, что пальцы его дрожат — даже сейчас, хотя с тех пор прошло одиннадцать лет! Но он был уверен, что Рэйчел не могла это заметить. Он сказал: — Да.
— О-о?.. Ты хочешь сказать, его оправдали?
— Признали невиновным, — сказал Джек.
А пальцы все дрожали, и в коленях чувствовалась слабость.
— Невиновным, — повторила она. — Так. Бог ты мой, как повезло! То есть, я хочу сказать… да, Господи, да… Значит, он снял твоего отца с крючка? Добился полного оправдания?
— Отец был признан невиновным по причине временного помрачения рассудка, — сказал Джек. Он чувствовал легкое возбуждение, но возбуждение очень приятное, словно только что заново пережил тот момент, когда старшина присяжных огласил вердикт. Да, в вердикте было сказано — невиновен. Это значило, что он невиновен.
— Ну и умен же этот мерзавец! — медленно, с восхищением произнесла Рэйчел. — Значит, сумел-таки всех провести — я имею в виду Хоу! Сумел: посадил на скамью подсудимых мертвеца, признал его виновным и сумел всех провести!
Джек рассмеялся.
— Но до чего же вам повезло — тогда, в ту пору, они, по-моему, других вердиктов, кроме самых суровых, не выносили.
— И сейчас так же, — сказал Джек. А вот в тот день вынесли. Присяжные отсутствовали семнадцать часов — семнадцать часов… а когда вернулись в зал, все мы были как выжатый лимон, женщины-присяжные еле держались на ногах и сам Хоу, казалось, вот-вот рухнет. Но тут старшина объявил вердикт — он был такой славный старикан, все менял костюмы: у него их было два — серый и коричневый, — к концу суда я знал назубок гардероб каждого из них. Так вот, в тот день на старикане был серый костюм, очень нуждавшийся в чистке. И он так храбро, таким красивым голосом объявил нам добрую весть: «Невиновен». Вот так-то.
Читать дальше