Наталия Ломовская - Лик избавителя

– Ключ! – потребовал он.

– У Глеба, – коротко ответил старик.

Вагаеву не хотелось оставлять Стасю ни на секунду, но латимеры не трогались со своих мест, и ему пришлось действовать самому. Он вышел из комнаты и сразу увидел сидящего на полу Глеба. Глаза у парня были дурные, зубы стучали. Нити над его головой вяло тлели. Он испытывал боль и гнев, но в едва ощутимой степени, как бы сквозь какую-то пелену. Кажется, он нашел уже способ избавиться от них.

– Дай ключи, Глеб. – И тут Тимур Адамович обнаружил, что парень так и не выпустил из рук ружье.

– Не подходите, – ровным, отстраненным голосом сказал охранник «Импланта». – Отстаньте от меня все! Я к ней так… А она так… Всю жизнь мне испортила… Я думал, она меня любит. Все ж таки мамка родная. А она вон как…

Он шевелил пальцами босых ног, торчащих из-под халата, и Вагаев понял, что именно собирается сделать этот глупый мальчик, раздавленный амбициями своей бездушной матери.

– Глеб, не надо. Мы все можем исправить.

– Да ладно, – ответил ему Глеб, вложил в рот дуло и ловко большим пальцем ноги нажал на курок.

Вагаев отыскал в кармане его халата ключ. Зачем-то снял с Глеба очки, положил их рядом. Потом вернулся в комнату.

– Ваш сын застрелился только что, – сообщил он Кларе. Та только повела бровью. Вагаев отстегнул руку Стаси от трубы.

– А та девушка? Те девушки?

– За ними уже пошли, – кивнул старик. – Пора платить, смотрящий. Твой дар – твоя боль. Твой дар – твое страдание. Позволь, я заберу его у тебя.

Старик простер к Вагаеву обе руки, словно исполняя некий обряд. И Вагаев протянул ему руки.

В одну секунду все было кончено. Комната опустела. Только у окна раскачивалось пустое кресло. Оно скрипело. Ледяной дождь хлестал в окна. Вагаев взял Стасю на руки. Как она себя чувствует? Но он не знал. Он не видел нитей у нее над головой. Он ничего больше не видел. Он почувствовал себя слепым. Ему захотелось закричать и заплакать. Но Вагаев помнил, что в комнате много людей, и все смотрят на него. Тимур вышел из дома со своей ношей.

– Уходите отсюда, – сказал он, не оборачиваясь. – Скоро здесь будет полиция.

Девушки ждали своего избавителя у машины. Алина плакала в голос. Вторая, незнакомая, похоже, была в шоке. Вагаева снова охватило отчаяние. Он слеп, слеп, как крот! Он не знал, что с этими девушками, как они себя чувствуют по-настоящему, и боялся, что не сможет им помочь.

Он усадил девушек на заднее сиденье. Незнакомка села и сразу закрыла глаза, как будто сильно устала. Алина сквозь рыдания принялась причитать:

– Все, доктор? Все кончилось? Вы нас спасли?

– Конечно, он нас спас. Так и должно было быть, – ответила за него Стася.

Вагаев затормозил возле знакомого гаишника, вышел из машины и некоторое время говорил с ним. Потом они двинулись дальше.

Они ехали в город, на лобовое стекло падал снег. Начиналась зима.

Вагаев крутил руль и думал, что все пройдет. Боль уймется. Он научится видеть мир по-новому. Как все, как нормальные люди. Это как в комнате, где вдруг выключился свет. Нужно только подождать, когда глаза привыкнут к темноте. И тогда появится тот свет, который не дает темноте поглотить тебя. О нем сказано в одной мудрой книге.

И тогда сначала начнут проступать очертания предметов. А через некоторое время ты поймешь, что в комнате не так уж и темно. Что жизнь продолжается. Что можно даже начать жить сначала, хотя бы вот с этого момента. Что в этой комнате ты теперь не один. Рядом с тобой девушка, которую ты не заслужил. Которая, быть может, не захочет остаться. Но ты будешь знать, что она была в твоей жизни и все переменила в ней.

А зима… Она скоро кончится.

Через несколько месяцев, в июне, он сидел на скамейке в саду. Он хотел повезти Стасю в горы, в Осетию, но не смог вырваться в отпуск. У него было множество дел в ожоговом центре. Стася же попросила его снять дачу под Петербургом. Домик выбирала сама – маленький, в две комнаты. Зато сад был большой, запущенный. В нем жило семейство ежей. Кефирчик охотился на них, но выслеживал всегда одного и того же, большого седого ежа, очевидно, самого старого и мудрого. Глупый пес с плачем бежал жаловаться, тер лапой уколотый нос. Вагаев жарил на мангале шашлыки и тайком давал Кефирчику мясо, чтобы утешить. Стася гуляла в саду. Правда, яблони уже все одичали – за ними давно не ухаживали. Стася ходила по участку, выискивала в высокой траве крошечные яблочки-паданцы, еще украшенные на носике бледным, увядшим соцветием. Яблочки были твердые, как камень, и невероятно кислые. Она ела их за обедом, макая в крупную соль. Глядя на нее, Вагаев захлебывался слюной, но наотрез отказывался попробовать. Стася смеялась, а Тимур рассказывал ей, что в детстве объелся зеленого тутовника до колик и с тех пор не рискует.