Ирвин Шоу - Допустимые потери

После этих слов в помещении на некоторое время снова повисло неловкое молчание. Радостное настроение на какой-то момент исчезло.

– Ну когда же мы услышим о причине празднества? – спросил Деймон, пытаясь вернуть беседу к более веселой теме. Он и сам едва удерживался от того, чтобы не пуститься в рассуждения по поводу рассказа миссис Лейси о ее дочери.

– Мы оба получили весьма щедрый грант от одного фонда, – широко ухмыляясь, объявил Грегор. – Эбба и я. Годичное путешествие по Европе, дабы освежить наши таланты в фонтанах культуры. Музеи, опера, соборы, роскошные ужины, французские вина. Все это мне как-то больше по душе, чем продовольственные талоны. Америка, бесспорно, щедрая страна. Нефтяные компании, конгресс, новые Медичи. И кроме того, от нас не требуют никаких обязательств. Мне не придется писать пейзажи с нефтяными вышками или портреты президентов корпораций и их супруг. А Эбба не будет обязана создавать наряды для их впервые выходящих в свет дочерей. Смею вас заверить, мы будем хорошими капиталистами и не позволим им нажиться на нас. Одним словом, через неделю мы отбываем. Роджер, что с тобой? Ты, похоже, не рад нашему счастью?

– За вас-то я, безусловно, рад, – ответил Деймон. – Но я надеялся, что ты просмотришь пьесу, автора которой я представляю. Ее должны поставить осенью, и я думал, она может тебя заинтересовать.

– Пьеса идет без смены декораций, и в ней всего лишь два действующих лица.

– Три, – со смехом сказал Деймон. Удовлетворенно кивнув, Грегор продолжил:

– У Шекспира действуют тридцать, может быть, сорок персонажей, а сцен бывает чуть ли не до двадцати.

– Шекспир не имел дел с продюсерами, банками и профсоюзами.

– Бедный Вильям, – снова кивая, вздохнул Грегор. – Какого ценного опыта он лишился, и это бесспорно отразилось на качестве его творений. Не так ли? Роджер, друг мой. Театр в Нью-Йорке усох до размеров жареного каштана. Его можно сравнить лишь с уличным торговцем галстуками. Для оформления спектакля найми плотника или специалиста по интерьерам. Опиши мне декорации, когда пьеса будет поставлена. В это время я буду в «Ла Скала» наслаждаться «Волшебной флейтой». Спальни, уличные сцены, труппа из ста человек, статуи, адское пламя. Когда тебе попадется пьеса с подходящими к платформе поездами, храмами, дворцами, лесами, марширующими армиями, бушующей толпой, двумя сотнями разных костюмов, то зови нас. Америка – богатейшая страна мира, но во всех своих театральных постановках в качестве декораций использует лишь один предмет: кушетку психиатра. А действующих лиц в пьесе всего два – доктор и пациент. Акт первый: «Доктор, у меня проблемы». Акт второй: «Доктор, у меня по-прежнему проблемы». Все. Финиш.

– Ты слишком суров к своим современникам, Грегор, – со смехом сказал Деймон. – Хорошие пьесы еще попадаются.

– Все это убого. Очень убого, – мрачно произнес Грегор.

– Ну хорошо, я подыщу для тебя мюзикл.

– Ну да, – сказал Грегор. – Вкалываешь год. Затем второй. Делаешь тысячу эскизов. Вокруг тебя все бьются в истерике. Денег тратится столько, что на них можно шесть месяцев кормить всю Камбоджу. Один спектакль, и… фьють! Лавочка закрывается. Apres moi le deluge – через неделю меня так или иначе ждет гильотина. Я не тот человек, который способен выносить бесцельные траты. Я никогда ничего не выбрасываю, будь то обрывок бечевки или тюбик, в котором осталась капля краски.

– Грегор, – сказал Деймон, – с тобой, как всегда, невозможно спорить.

Грегор расцвел:

– Как было бы славно, если бы все поступали столь же мудро, как ты, мой друг! За это я обязательно пришлю тебе открытку из Флоренции. Тем временем, если ты найдешь художника, которому на год нужна большая и недорогая студия, присылай его ко мне. Но этот парень должен писать хуже меня. Я не получу никакого удовольствия от Европы, если буду знать, что какой-то тип, находясь в моем доме, создает шедевры. Но мне не надо и тех, кого Джим Франклин выставляет в своей галерее. Две линии на холсте размером восемьдесят на восемьдесят, с фоном из акриловой краски, созданным с помощью распылителя. Я смогу стерпеть посредственность, но не выношу профанации, – закончил он, сверкнув глазами в сторону Франклина.

– Да брось ты, – без всякой обиды отмахнулся тот, – я и тебя выставлял.

– И сколько полотен продано?

– Одно.

– Ха! – презрительно бросил Грегор. – Это ты приучил всех восхищаться геометрией. Мягкие формы, страсть художника, очарование цвета, способность любоваться прекрасными лицами и фигурами… Где они? Все! Капут!