Ирвин Шоу - Допустимые потери

– Иногда они мерзнут, – сказал Деймон, – а иногда, как сейчас, например, горят огнем.

– Возможно, это подагра дает о себе знать, – заметил Зинфандель.

– Перестаньте, ради всего святого… Уже месяц я не прикасался к выпивке.

– Одно с другим может быть совершенно не связано. Я с утра пришлю сестру взять у вас анализ крови. Надо сделать кое-какие выводы.

Деймон не удержался от стона.

– Вы уверены, что можете найти человека, которому известно расположение вен? Водопроводчики, приходившие ко мне раньше, прежде чем извлечь хотя бы каплю крови, тыкали в меня иглой по десять раз кряду.

– Ох уж ваши вены… – печально протянул Зинфандель. – Мне не хочется еще раз объяснять вам, что они собой представляют.

Он сделал пометки на листке с ночными записями, положил его на место и повернулся, чтобы уйти.

Шейла, которая даже не поздоровалась с доктором, когда тот вошел, и не произнесла ни слова, пока тот находился в палате, поднялась с кресла.

– Мне надо с вами переговорить, но не здесь, – сказала она и вышла вслед за доктором в коридор.

– Надеюсь, это не займет слишком много времени, – ответил Зинфандель. – Я уже выбился из расписания.

– Я хочу, чтобы мистера Деймона перевели в отдельную палату, – заявила Шейла. – Сегодня.

– Это невозможно. Я уже объяснял вам, что…

– Если его не переведут, – ровным тоном продолжала Шейла, – я обращусь к нашему адвокату, чтобы тот через суд добился перевода моего мужа в другую больницу.

Она заметила, как при слове «адвокат» слегка забегали светлые глаза доктора.

– Посмотрю, что можно сделать, – сказал Зинфандель.

– Вы не станете смотреть, что можно сделать. Вы переведете его в отдельную палату к трем часам дня.

– Миссис Деймон, вы продолжаете принуждать меня поступать вопреки принципам и правилам, которые диктуют мои образование и опыт. Вы выбираете методы лечения, вы прислушиваетесь к сплетням младшего персонала, выдвигаете невыполнимые требования. Теперь вот угрожаете судом…

– Сегодня к трем, – сказала Шейла и ушла в отделение, где ее муж пытался снова погрузиться в сон, стараясь застать его продолжение.

Этим утром галлюцинации преследовали Деймона последний раз.

В силу каких-то причин, которые никто не удосужился объяснить, ему было позволено свободно бродить по всему кораблю. Да и само судно преобразилось. Битый ветрами, потрепанный сухогруз превратился в белоснежный лайнер, полный пассажиров, которые паковали вещи и прощались друг с другом, так как вскоре прибывали в порт. Деймон был уверен, хотя ему об этом никто не говорил, что лайнер приходит в Сиэтл. Знал он и то, что все сходят на берег и лишь он остается на борту.

Судно пришвартовалось под громкий рев гудка. Мимо Деймона шествовали медсестры, которых он уже научился различать и к которым испытывал безотчетную симпатию. Волосы у девушек были тщательно уложены, на их юных лицах лежал легкий макияж, и вместо обычных белых халатов они щеголяли в великолепных дорожных туалетах. Высокие каблуки стучали по палубе. Девицы приветствовали Деймона взмахом руки и уходили. Лишь одна из медицинских сестер задержалась, чтобы с ним попрощаться. Она была самой красивой, и все звали ее Пенни. По ее ангельскому личику из светло-голубых, окаймленных темными ресницами глаз катились слезинки.

– Почему вы плачете? – сочувственно поинтересовался Деймон.

– Я люблю Оливера Габриельсена, – ответила она, – а Оливер любит меня. Но он женат.

– Ах, Пенни, – сказал Деймон, – вы рождены для слез и будете рыдать всегда.

– Знаю, – ответила Пенни всхлипывая.

Затем она поцеловала его мягкими влажными губами и, подхватив дорожную сумку, спустилась по трапу.

Перед Деймоном возник доктор с бычьей шеей. Теперь на нем была застегнутая на молнию ветровка с надписью: «Университет штата Виргиния».

– Ну, сынок, – ласково произнес доктор, – пока прощай. Что я могу принести для тебя с того берега?

– Принесите кока-колы, – немного подумав, попросил Деймон. – Со льдом.

– Будет сделано, – ответил доктор и протянул Деймону руку, оказавшуюся такой сильной, что рукопожатие больше смахивало на захват стальной клешней. Затем он сбежал вниз по трапу, и гигантский корабль стал принадлежать только Деймону.

Вскоре после полудня Деймона перевели в отдельную палату. Он не стал спрашивать у Шейлы, как и почему это было сделано, а сама она ему ничего объяснять не стала. При палате имелись душ и туалет. Используя ходунок – без его помощи Деймон не мог стоять на ногах, – он добрался до туалета и, опустившись на сиденье унитаза, ощутил близкий к экстазу восторг. Покончив с важным делом, Деймон, опираясь на тот же ходунок, поднялся и взглянул в зеркало. Перед самым переводом из реанимации больничный парикмахер его побрил, и все морщины на лице проступали очень четко. Из зеркала на него смотрело почти неузнаваемое лицо белого, с легкой зеленью, цвета. Обтягивающая кости лица кожа напоминала испещренный темными пятнами пергамент, глаза ввалились, и в них при всем желании невозможно было увидеть даже искорки жизни. Глаза мертвеца, подумал Деймон и, неуклюже передвигая перед собой ходунок, осторожно, дюйм за дюймом, двинулся в палату. Шейла и медсестра помогли ему забраться в постель. Им пришлось поднимать его ноги, так как у самого Деймона сил на это уже не осталось.