Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Вероника пренебрежительно фыркнула.

– Я устала, – заявила она, – от мужчин, которые спят со мной и говорят мне о том, как сильно они любят своих жен.

– Упрек принят, – отозвался Джек. – Отныне я никогда не стану говорить кому-либо о том, что я люблю свою жену.

– Тут ты отличаешься от итальянцев, – заметила Вероника. – Они всегда говорят, что ненавидят своих жен. Часто это правда. В Италии разводы запрещены, поэтому мужчины могут позволить себе говорить любовницам, что они ненавидят своих жен. Американцам приходится быть более осторожными.

Они замолчали, испытывая неловкость и некоторую враждебность друг к другу. Затем Вероника начала тихо напевать:

«Volare, oh, oh. Cantare… oh, oh, oh, oh, nel blit, dipinto di Ый, felice di store lassu…» [35].

Она резко, грубовато рассмеялась.

– Любовная песня для туристического бизнеса.

Она вялым голосом пропела с иронической интонацией еще две-три строки, затем вытащила свою руку из руки Джека и замолчала.

Джек почувствовал, что его начинают раздражать переменчивые и растущие претензии Вероники, ее внезапный насмешливый тон, адресованный им обоим.

– Ты кое-что сказала минуту назад, – произнес он, – хочу тебя спросить об этом.

– Ты о чем? – небрежно промолвила Вероника.

– Ты сказала, что устала от мужчин, которые спят с тобой и говорят тебе о том, как сильно они любят своих жен.

– Верно, – согласилась Вероника. – Это тебя обидело?

– Нет, – ответил Джек. – Но, по словам Брезача, до встречи с ним ты была девушкой.

Вероника рассмеялась.

Американцы, – сказала она, – готовы поверить во что угодно. Это – проявление их оптимизма. Ну и что? – с вызовом в голосе произнесла она. – Ты бы предпочел, чтобы до встречи с Робертом я не была девушкой?

– Мне это совершенно безразлично, – сказал Джек. – Просто стало любопытно. Ты недовольна, что я заговорил об этом?

– Вовсе нет, – сказала Вероника.

Она взяла руку Джека и нежно поцеловала его пальцы.

– Деспьер, – произнес Джек, – сказал мне, что Брезач однажды пытался покончить жизнь самоубийством.

Он почувствовал, что Вероника замерла.

– Это правда?

– Можно сказать, что да.

– Из-за тебя?

– Не совсем, – сказала она. – Он ходил к психоаналитику еще до знакомства со мной, чтобы избавиться от стремления к смерти. К какому-то австрийцу из Инсбрука. Доктору Гильдермейстеру.

Она произнесла фамилию врача, насмешливо имитируя немецкий акцент.

– Мне пришлось тоже сходить к нему, когда я переехала к Роберту. Вот что он мне сказал: «Должен предупредить вас – у Роберта весьма неустойчивая психика». Тоже мне, открыл Америку, – сказала она.

– Что еще он сообщил?

– По его мнению, Роберт склонен к насилию, жертвой которого может стать он сам – или я. «Volare… cantare…» – запела она.

Вероника повернулась, обняла Джека и притянула его к себе; потом откинулась спиной на песок, не выпуская Джека из объятий.

– Я приехала сюда с тобой, – прошептала она, – не для того, чтобы говорить о ком-то другом.

Девушка поцеловала Джека и коснулась пальцами его щеки.

– Знаешь, чего я хочу? – сказала она. – Я хочу, чтобы ты любил меня. Сейчас. Здесь.

Джек едва не поддался соблазну. Затем он представил их лежащими без одежды на холодном песке; на пляже могли появиться люди. Нет, подумал он, это забавы для молодых. Ласково поцеловав Веронику, он сел.

– В другой раз, дорогая, – сказал Джек. – Какой-нибудь теплой летней ночью.

Вероника лежала, не двигаясь, подложив руки под голову и смотря в небо. Затем внезапно поднялась.

– Какой-нибудь летней ночью, – сказала она, стоя возле него. – Смотри, когда-нибудь я перестану проявлять инициативу.

Ее голос звучал недовольно, сердито; она оправила юбку, стряхнула песчинки, не глядя на Джека. Он нерешительно встал, уже начиная жалеть о своей осторожности. Вероника молча повернулась и быстрыми шагами направилась к запаркованному под деревом автомобилю. Джек неторопливо последовал за ней; несмотря на испытываемое им недовольство собой и ею, он любовался легкой, раскованной походкой девушки; Вероника шла по песку босиком, держа туфли в руке.

Они сели в машину. Джек завел мотор. Когда Вероника предложила поехать к морю, он отпустил Гвидо на весь вечер.

Зажженные фары выхватили из тьмы зловещие деревья, которые окружали автомобиль. Дорога была узкой, ухабистой, Джек вел «фиат» медленно, молча; он заметил, что Вероника прижалась к правой двери, держась от него на максимальном расстоянии.