Фернандо Аррабаль - Красная мадонна

Твое тело было больше, чем зримой оболочкой, больше, чем благодатным прибежищем. Я не смогла бы убить тебя, не совершив колоссального усилия, требовавшего мужества и мудрости — тех же добродетелей, что так нужны были тебе в подвале, чтобы добраться, точно до дракона в неприступной крепости, до философского камня.

Под действием снотворного ты погрузилась в долгий, безмятежный сон. Я поднялась на плоскую крышу, чтобы свежее дыхание ночи разогнало тучи, застившие мой ум. Я приняла решение дождаться, когда забрезжит рассвет, и лишь после этого сделать то, о чем ты просила меня.

Потом я вернулась в комнату, где ты спала. Внимательно рассмотрела шесть пуль в револьвере, который купила, чтобы защитить тебя, и который теперь должен был удержать тебя от неверного шага. Я знала, что смогу поднять его ради твоего блага и рука моя не дрогнет.

С каким ужасом думала я о конце света, о грядущем катаклизме, который опустошит планету и уничтожит все живое на ней. В потрясении своем я даже допустила, сочтя разумной, мысль о том, что после смерти ты возродишься прямо из земли, словно растение, и тебе не потребуется семени, необходимого для зачатия человеческого существа.

Меня посетили галлюцинации. Видения Ноева ковчега после Всемирного потопа, исполинские картины единоборства воды и огня вставали перед моим мысленным взором. Смерть в этих грезах представлялась не концом твоего дела, но первым шагом к возрождению. Я видела тебя воскресшей в мире, направляемой ласковым ветром золотого века, осиянной светом. И вечностью казались мне часы, что я провела в ожидании рокового мгновения.

Цепенея от ужаса, я коротала ночь в горячечном бреду. Мне виделись вулканы, изрыгающие потоки лавы в океан, земля, на протяжении веков окутанная непроглядной тьмой, и неукротимый огонь, выжигавший дотла планеты. Страдание так истерзало меня!

Как бесконечно больнее убить свое дитя, чем произвести его на свет!

В четыре часа утра, когда не больше часа оставалось до первых проблесков зари, ты все еще спала, словно уже была полумертва.

Какую бесконечную муку выстрадала я в ту ночь! Как боялась сойти с ума! Что за страшную миссию возложила ты на меня! Никто не мог ни избавить меня от этого ада, ни даже притупить мою боль. Силы покидали меня, решимость слабела. Я думала, в тисках отчаяния, что твой замысел умрет вместе с тобой, ибо все сущее в нем в определенный и предопределенный момент сосредоточено было вокруг твоей работы у печи. И печь тоже была обречена. А между тем с какой точностью определила ты в ней стадии развития, разграничив их краткими периодами бездействия. Мне подумалось, что, быть может, смерть отступит перед возрождением твоего труда и ты воскреснешь для новой жизни! Твой путь на этой земле одно-единственное содрогание не могло оборвать навсегда.

Я почувствовала себя такой отвратительно безобразной, старой и никчемной, живущей не в лад с вечным круговоротом бренностей. Во плоти моей, в костях, в мозгу скопились все тяготы этого мира.

Твои глаза на миг открылись и так бесконечно ясно посмотрели на меня.

«Ты еще не сделала этого, мама?»

Я запечатлела на твоем лбу поцелуй, первый и последний в твоей жизни.

И сказала тебе:

«Спи с миром, дитя мое».

Ты снова закрыла глаза и несколько мгновений спустя уже крепко спала. Я услышала мусорщиков на улице: шелест их голосов возвещал о наступлении дня.

В горниле ты превратила ртуть в серу, серу в эликсир, а эликсир в венец мудрости. Эта тройная трансмутация подтвердила верность тайного знания, которое я преподала тебе.

Получив этот высший символ, как могла ты сделать то, что сделала, — взбунтоваться против собственного вдохновения?

Дрожа, подошла я к твоей кровати с револьвером в руке, когда забрезжили первые проблески рассвета.

Ты спала так крепко! Все мое тело трепетало в таком смятении! Я прицелилась тебе в голову, туда, где сходятся теменная, лобная и основная кости. Нажала на спусковой крючок и выстрелила в упор.

В черепе твоем образовалась маленькая дырочка, по телу пробежала судорога, и жизнь изошла из него.

Из отверстия фонтаном брызнула кровь. Губы твои шевельнулись, будто хотели что-то сказать, но только вздох вырвался изо рта.

Я подняла револьвер и снова прицелилась в нескольких сантиметрах от первой дырочки, куда вошла пуля. Еще раз выстрелила в упор. Твое тело больше не шевельнулось, не содрогнулось.