Александр Мелихов - Броня из облака

Всякое гетто является питательной средой социального утопизма, и, к сожалению, в последние годы обитателями некоего гетто на обочине «цивилизованного мира» начинают ощущать себя русские. При этом намечаются и вполне традиционные способы разорвать унизительную границу, которая ощущается ничуть не менее болезненно даже в тех случаях, когда она существует исключительно в воображении (человек и может жить только в воображаемом мире). Первый способ — перешагнуть границу, сделаться бо́льшими западниками, чем президент американский. Второй — объявить границу несуществующей: все мы, мол, дети единого человечества, безгранично преданного общечеловеческим ценностям. Третий — провозгласить свое гетто истинным центром мира, впасть в экзальтированное почвенничество. И четвертый, самый опасный — попытаться разрушить тот клуб, куда тебя не пускают.

А для начала хотя бы сорвать зло на отдельных чужаках, пытающихся проникнуть на ту территорию, которая представляется ее теряющим разум защитникам неким последним островком среди надвигающегося на нас чужеземного потопа — велика Россия, а отступать некуда: страх единственный источник всякой агрессии.

Сравнительно недавно мне пришлось обсуждать проблему национальной терпимости при участии двух-трех правозащитников, двух-трех авторитетных представителей национальных диаспор и некоторого количества случайной публики — хотя совсем случайные люди на такие дискуссии не ходят. Ведущий, милейший немолодой профессор, как водится, начал с того, что Россия, а в особенности Петербург всегда славились межнациональным миролюбием, хотя «инородцев» сто лет назад в процентном отношении здесь было не меньше, а больше, — почему же мы, русские, сегодня начинаем утрачивать нашу исконную национальную толерантность? Ответ «потому что мы впервые почувствовали угрозу своему национальному доминированию» так и не прозвучал, всё, как водится, тут же свелось к обвинению и защите государственной власти (народ априорно считается неспособным ни на какую серьезную инициативу) — правозащитники и лидеры национальных общин ее обвиняли, наиболее отважные «простые люди», хотя и дрожащим голосом, но пытались ее защищать: расшатывая, мол, авторитет государственной власти, мы разрушаем ту единственную силу, которая способна защитить нас от националистического экстремизма. «Так что же, мы должны ее только хвалить?!.» — был дан дружный отпор.

Казалось, здесь никто никогда не заглядывал в то общее место, что национализм повсюду вырастал и вырастает снизу, и власть чаще всего противится ему как всякой бесконтрольной силе, пытаясь оседлать и канализировать его лишь тогда, когда возникает опасность, что в противном случае он оседлает ее сам. Об этом или никто не слышал, или отводил России какой-то особый путь: у нас национализм выращивается и покрывается властью. Однако бороться с нею, согласно правозащитному дискурсу в его юридической версии, следует ее же собственными руками: если девчушку с восточным разрезом глаз на улице оскорбляет какой-нибудь бугай, она должна тащить его в участок, прихватив под мышку двух свидетелей, и требовать возбуждения уголовного дела именем той самой власти, которая поощряет националистов. А чтобы свидетели не боялись против них выступить, нужно добиться от власти программы защиты свидетелей. Иными словами, нужно добиться, чтобы власть наконец-то начала регулярно сечь сама себя.

Немолодой грузный представитель одной из кавказских диаспор, похожий на Багратиона из «Войны и мира» Сергея Бондарчука, с горьким акцентом заметил, что завести уголовное дело об оскорблении национального достоинства практически невозможно — если тебя не унизят еще больше, уже и за это приходится едва ли не говорить спасибо, и такую безнаказанность наверняка поддерживает кто-то в окружении президента. И мне это было психологически совершенно понятно по личному опыту: допустить, что простые люди отторгают тебя по собственной воле, слишком уж обидно — гораздо приятнее сосредоточить все зло в верхних эшелонах власти.

Мне, однако, всегда становится легче, если удается убедить себя, что какая-то неприятность является не плодом личного моего невезения, но закономерным результатом некой всеобщей тенденции. И я попытался вкратце пересказать только что прочитанную книгу знаменитого Хантингтона «Кто мы?» — фундаментальное исследование раздирающих Америку полуявных-полускрытых национальных конфликтов. Однако Багратион оказался более благородной натурой, чем я: вместо того чтобы порадоваться, что у всяких заокеанских счастливчиков неприятности еще похуже наших, он закричал: «Сколько можно слушать эту замшелую советскую пропаганду! Американская элита разработала юридический базис, а американский народ — законопослушный народ, он исполняет все законы!!! И в Америке нет национальных конфликтов!!!»