Арнольд Цвейг - Затишье

Закон о применении превентивного ареста действительно прошел, но только в декабре, как вы, надеюсь, помните.

— Еще бы не помнить, — пробурчал Винфрид.

Познанский повел своими круглыми глазами за стеклами очков, а Понт несколько раз кивнул, что могло с одинаковым успехом означать и одобрительную, и отрицательную оценку услышанного.

— На сегодня хватит! — воскликнул Винфрид, раскинул руки, вытянул ноги и, гибко поводя плечами, настойчиво сказал: — Сегодня вы все, господа, — мои гости. После кофе я велю запрячь лошадей и сам повезу вас на тройке в лес. Должен же я, как заместитель его превосходительства, попотчевать вас на русский манер. Но так как я не могу предложить вам охоту на медведей…

Он позвонил Посеку, чтобы распорядиться насчет обеда.

— Поставь мозельское в снег, две бутылки. Правильно?

— Правильно, господин обер-лейтенант, — улыбнувшись, сказал Понт.

А денщик Посек перещеголял всех, сухо заметив:

— Они уже поставлены, все три.

Трудовые люди на всем земном шаре проводят воскресный вечер так, чтобы отдохнуть душой, привести ее в равновесие с отдохнувшим за праздничный день телом. Правда, тем, кто носит военный мундир и штаны с узкими красными кантами, ни то ни другое в полной мере не удается, требования службы ограничивают право даже командиров солдатской массы. Все же в воскресный вечер в подвале виллы Тамшинского, в помещении, в котором унтер-офицер Гройлих и работал и жил, сидело трое солдат старшего возраста: двое из караульной команды при мервинской комендатуре, унтер-офицер Шмилинский и ефрейтор Захт, и третий — вестовой, точнее, денщик Петер Посек, из штаба. Перед каждым из них стояла бутылка пива средних размеров — на две с половиной кружки. Каждый курил, сколько душа просила, и все молча сидели под карбидной лампой — по воскресеньям электричество экономили ввиду нехватки горючего. Молчание трех солдат объяснялось особой причиной: хозяин помещения сидел у аппарата Морзе и принимал на узкие бумажные ленты какое-то сообщение в виде черточек и промежутков между ними, которые он затем расшифрует и перепишет на пишущей машинке, тазе что читать его сможет всякий и каждый.

Размашистым жестом он призвал своих гостей помолчать; его гладкий лоб, складка между узкими бровями, даже сильно прищуренные глаза и выгнутая трубка, свисающая из-под зарослей густых усов, потухшая, потому что он забыл раскурить ее, — все говорило о том, что бывший учитель народной школы Гройлих с величайшим волнением принимает весть, которая летит к нему по проводам. На скромном мундире Гройлиха красовалась в петлице ленточка Железного Креста 2-й степени, а на левой стороне — Железный Крест 1-й степени, орден, достающийся младшему командному составу армии лишь за необычайные заслуги: во время битвы на Сомме Гройлих, под огнем английских дальнобойных орудий, не покинул своего аппарата до тех пор, пока ему не удалось передать двум пехотным батальонам, находящимся на переднем крае, приказ об отступлении. Этим он спас жизнь без малого двум тысячам человек, солдатам Лиховской дивизии. Если бы не он, их раздавили бы английские броневики, о приближении которых штаб узнал из донесения авиаразведки. Когда от деревни остались лишь горы щебня, из-под развалин последнего дома выполз залепленный грязью, весь в царапинах и ссадинах унтер-офицер связи Гройлих; его подобрал какой-то грузовик и быстро перебросил к месту нового расположения штаба. Теперь только Железный Крест — свидетель этого подвига, не будь его — память о героизме Гройлиха была бы погребена под всеобщим разрушением, развеявшим в прах не один скромный героический подвиг безвестных нижних чинов.

Так как в кайзеровской армии народный учитель ни при каких условиях не мог стать офицером, да и штаб не намерен был расстаться с таким дельным нижним чином, отдав его в распоряжение нестроевых частей, просьба Гройлиха не представлять его к производству в вице-фельдфебели была уважена.

Гройлих поднялся и, тщательно сматывая длинную бумажную ленту, сказал своим гостям почти торжественным голосом:

— Это касается всех, в особенности вас. Большевики, видно, и вправду подлинные социалисты. В Ковно получено через Стокгольм сообщение, что Совет Народных Комиссаров поручил своей делегации вести переговоры о заключении мира при одном обязательном условии: до того как они будут закончены, на всем Восточном фронте не производятся какие бы то ни было переброски войск. Поняли? Никуда — ни в Финляндию, ни на Украину, а тем более в Западном направлении! Каждый полк, каждая рота должны оставаться на месте, хоть бы что! Стало быть, западная пресса зря испускала вопли о предательстве. Рождество, Новый год, а может, и пасху, и даже троицу вы отпразднуете в Мервинске, потому что заключить мирный договор — это не то, что развязать войну, это долгая канитель. А война раз — и готово. О черт, какой же торг начнется!