Арнольд Цвейг - Затишье

Я искоса поглядел на Паля. В серьезных вещах он не имел обыкновения острить или бросать слова на ветер. Если ему пришла на ум какая-то идея, его стоило выслушать.

— С сигарами тоже черт знает до чего дошли, — сказал он. — Одни сучки да стебельки. Да-да, конец войны ближе, чем мы думаем. Юнке прав, уверяю тебя.

— Оставь Юнке в покое и скажи, что ты имеешь в виду, — попросил я, посасывая трубку. — Нам время возвращаться.

— Мне пришло в голову, — рассудительно сказал Паль, — что почтовый ящик, повешенный Кверфуртом-козлиной бородкой, до сих пор служил только для дождя и всеобщего обозрения.

Пораженный, я посмотрел Палю в глаза.

— Ящик для жалоб и прошений? — спросил я, думая вслух. — Ловушка?

Как гласил приказ по роте, новый ящик предназначался для прошений, запросов, жалоб личного характера, сообщений, адресованных непосредственно в высшие служебные инстанции, «…чтобы вы не лезли вечно в канцелярию и не отнимали у нас время», — кротко разъяснил господин Глинский.

Очень уж много недоуменных вопросов было у нас, отцов семейств, мужей, сыновей. У кого матери не выплачивали пособия, на которое она имела право. Кому жена писала, что у нее недоразумения с квартирной платой или с карточками на уголь, с талонами на молоко и сахар для малолетних детей или с хлебным пайком для коечных жильцов. Бедным женщинам некогда было бегать, разузнавать, кто нм может помочь. Многие из них работали на заводах и фабриках или замещали мужей на службе, чаще всего кондукторов и почтальонов. Но не только эти неполадки являлись поводом для прошений и донесений солдат. Даже нестроевики могли делать на местности наблюдения, полезные для вышестоящих инстанций и сообщать о них в своих донесениях.

Мы уже наперед подозрительно относились к этому ящику. Мы видели в нем попытку вкрасться к нам в доверие и узнать, не собирается ли кто жаловаться. Мой сосед Халецинский сказал тогда после команды «вольно»:

— Не знаю, какому дураку придет в голову опустить сюда что-нибудь.

— Я разрешаю себе заметить, Август, — предостерег его Карл Лебейде с присущей ему язвительной вежливостью и чисто берлинской невозмутимостью, — что за подобный пессимизм тебя могут уволить из армии.

Судя по вашему смеху, господа, вы поняли, что он намекал на кайзеровское изречение — «Пессимистов я не потерплю».

Из зарядной палатки донеслось хлопанье в ладоши — сигнал к возобновлению работ. Мы поплелись под гору, мы не торопились. Я внимательно разглядывал черные блестящие носки своих сапог, ступавших по желтоватому грунту, покрытому жухлой травой.

— Возможно, что это и есть решение, — сказал я негромко, — надо подумать. — И у самого входа в проветренную палатку, где уже раздавались и стук молотков, и гул разговоров, и громкие возгласы, я прибавил: — Большое спасибо, камрад!

Спокойно и насмешливо отвечая на укоры товарищей, которые из-за его опоздания потеряли несколько рабочих секунд, Паль незаметно ухмыльнулся. Перед ним уже стояли три негодные железные гильзы в ожидании, пока он извлечет из них взрыватели. Унтер-офицер Бэнне собирался взяться за них сам, но, разумеется, никто не умел справляться с этим делом так, как Паль, и три гильзы одна за другой быстро покатились вдоль длинного стола, очищая место для последующих.

Значит, с этого и надо начать, если хочешь добиться, чтобы некие личности попали туда, где им быть надлежит. Только напиши письмо, а там видно будет, что получится. Конечно, это и имел в виду Паль, когда говорил о новом почтовом ящике.

Но таким наивным, как думал Паль, я все-таки не был. Ввинчивая блестящие медные капсюли в первые готовые заряды, я уже твердо знал: надо найти безобидный и в то же время достаточно правдоподобный предлог связаться с информационной службой командующего тяжелой артиллерией — заявление следует адресовать именно туда. Увидев, с кем мне предстоит иметь дело, я пойму, говорить мне или молчать. Время, чтобы выяснить все, что нужно, у меня было. В армии все солдаты занимаются своими частными делами, почему же мне быть исключением? Война длится уже два года. Если она зимой кончится, вся моя жизнь вновь будет подчинена одной цели — завершению курса юридических наук. За время войны я потерял два семестра, возможно, потеряю и больше; увольнение из армии произойдет ведь не сразу, предпочтение совершенно справедливо отдается боевым частям. Как же мне получше подготовиться к получению звания асессора? Зачтут ли мне часть времени, проведенного в армии, в счет обязательного года практики на должности референдария в прусских судах? Если конец военных действий не за горами, нельзя ли получить специальный отпуск на предмет окончания университета? Уж какой-нибудь предлог я рассчитывал найти, сочинить. Выставить свои писательские дела в качестве предлога я не решался, в прусской армии они никогда почетом не пользовались. В Австрии или Италии — пожалуй, но только не в долинах рек Шпрее и Хафель.